Фаранг (Дилогия)

Лак украдкой посмотрел на большого белого. Лак всегда гордился тем, что он хорошо воспитан, а, как известно, воспитанные ЛЮДИ не должны проявлять излишнее любопытство. Пусть даже и в отношении фаангов. Этот старый толстый и лысый фаанг отличался от остальных, которых Лаку довелось видеть в своей долгой жизни. На нём была дорогая и бессмысленно сложная одежда, на лице его светилась печать ума, а вместо ухающей речи южных дикарей, он говорил на непонятном, но вполне членораздельном языке.

Старый Лак вздохнул и утёр пот. Здесь, на вершине мира, было очень жарко. Вода на корабле давно закончилась и если в ближайшие день-два они её не найдут… дальше, младшему резчику Лаку, даже думать на эту тему не хотелось.

Всю свою долгую жизнь резчик Лактаматиммурам провёл в монастыре, обучая послушников и занося на тёмные деревянные дощечки знания и мудрые мысли почтенных наставников. Жизнь в королевстве неспешно текла своим чередом и, казалось, ничего в ней не менялось, но цепкий и острый ум резчика стал замечать, как постепенно стали исчезать отчёты о далёких походах, о новом строительстве или об основании новых поселений. Напротив, всё чаще в монастырь приходили просьбы о помощи. Крестьяне просили железные инструменты, военные (!) требовали оружия, строители — топоры, пилы и гвозди, на что старший кузнец Бат лишь пожимал плечами.

Железа не было. Единственный известный в обитаемом мире источник железа — склоны священной Путы, давно иссякли. Поговаривали, что где-то далеко на севере железо встречалось не только в виде самородков, но мало ли чего говорят про север!

Год шёл за годом и однажды Лак, получив заветный ранг младшего резчика, с горечью понял, что такая жизнь ему более не интересна. Что ему душно и скучно и хочется чего-то нового.

"Мне уже пятьдесят. Сколько ещё? Пять лет? Десять?"

Семьи у него не было, зато имелись четыре племянницы — дочери родного брата, в которых он души не чаял. Брат, надрываясь, обрабатывал свой клочок земли, отвоёванный у джунглей, но семья всё глубже и глубже сползала в нищету.

И Лак решился. Он отправился к Настоятелю и попросил его отпустить. Получив разрешение и пожелание счастливого пути, младший резчик отправился к морю, в надежде завербоваться на корабль, идущий на юг. Но, как оказалось, услуги человека, в совершенстве читающего звёзды и говорившего на трёх языках, никому не были нужны. Владельцы судов смотрели на него как на сумасшедшего и гнали прочь, потому что на юг, за великое море уже давным-давно никто не ходил. После исчезновения в тех водах великого флота отца нынешнего короля, туда никто не рисковал соваться. Бывало там промышляли охотники за железным деревом, чёрная и тяжёлая древесина которого ценилась на вес королевского сплава, и ловцы жемчуга, но… но, но, но. Это было слишком опасно — на вершине мира, места к которому, как известно, ближе всего находится светоч, стали появляться фаанги. Жестокие, огромные белые животные, видом своим отдалённо напоминавших людей. Очень многие ловцы и охотники сложили свои головы при встрече с ними. А о привычке фаангов отрезать головы своим жертвам Лак знал очень хорошо. В темницах монастыря содержалось полсотни дикарей разных племён, которых использовали при обучении военных переводчиков. Частенько младший резчик вместо того, чтобы резать очередной отчёт об уборке риса, слушал речи учителей, тихонько повторяя ухающие междометия фаангов вслед за учениками.

Вот за эти знания его и взяли в экипаж катамарана "Птица". Птичка эта была мелкой, старой и ободранной. Когда-то давно это было вспомогательное посыльное судно королевского флота, а теперь — собственность капитана Кхапа, человека серьёзного, обстоятельного, но… небогатого. Кроме бывшего королевского военного моряка Кхапа и самого Лака, в экипаже были сплошь вчерашние крестьяне — молодые парни из той деревни, откуда был родом капитан. Десяток гребцов откровенно трусил, но будущие барыши, маячившие перед их глазами, заставляли этих черноногих сборщиков риса храбриться и через силу выполнять свою работу.

Цель у отставного военного Кхапа была проще некуда — уйти на юг, найти остров с железными деревьями и отрубить два, а лучше три десятка, веток потолще. Для этой цели капитан одолжил у ростовщика топорик из королевского сплава. Сплав был плохой. Жёлтого металла в нём было куда больше, чем белого, отчего рубящая кромка была слишком мягкой, но делать было нечего — за железный топор просили столько, что проще было утопиться.

А потом случилось ЭТО.