Фараон

По прибытии в аэропорт Мидуэй Салливэн предъявил какой-то документ охраннику, дежурившему у входа, и тот пропустил его. Они проехали по служебной дороге до трапа «Фалькона-900ЕХ», ожидавшего их с работающими двигателями. Когда прибывшие вышли из автомобиля, их окутало облако изморози, и Гордону пришлось придерживать шляпу на голове, пока они не вошли в самолёт. Блейк следовал за ним и, прежде чем переступить порог, обернулся, чтобы бросить последний взгляд на город, покрытый снегом и полный разноцветных огней. Он вспомнил, как в бытность свою мальчиком в Рождественскую ночь задирал лицо к небу, надеясь увидеть сани Санта-Клауса и его оленей, летящих среди небоскрёбов города в облаке серебряной пурги подобно кадрам в мультипликационном фильме. В этот момент Уильям спросил себя, удастся ли ему когда-либо вернуться сюда.

Салливэн поднялся вслед за ним, и все трое удобно разместились в своих просторных креслах.

«Фалькон» вырулил на взлётную полосу и, подобно дротику, стрелой взвился в серое небо. Немного спустя он уже парил в прозрачной ночи, в рождественском небе, между холодными северными звёздами.

Потрёпанный «мерседес» продвигался в облаке пыли, которую лунный свет на чёрном фоне скал и безбрежной равнины окрашивал в белый цвет, в направлении гигантских развалин Баальбека[11]. Когда автомобиль подъехал ко входу в долину храмов, то остановился, и фары погасли. Шесть колонн Большого храма вздымались к небу, усыпанному звёздами, как столпы беспредельности, и пассажир, разместившийся на заднем сиденье, в молчании рассматривал это чудо, прислушиваясь к мыслям, которые теснили ему душу. Он думал о всех тех, чью смерть видел в многочисленных схватках, коими полнилась его жизнь: тех, кто погиб под бомбёжками, пал в сражении, подкошенный пулемётной очередью или разорванный в клочья либо миной, либо ручной гранатой. Человек думал о всех тех, кто сошёл в могилу от голода и отчаяния, болезней и ран, думал об их душах, которые бродили ночью по пустыне, не ведая покоя.

Несмотря ни на что, это был один из тех редких моментов, когда он мог отдохнуть душой и телом, момент ожидания. Человек открыл окно, закурил последнюю из трёх сигарет в сутки, которые врач разрешал ему как максимальное отступление от режима, и посмотрел на чёрное небо, усеянное звёздами. Именно в мгновения, подобные этому, он вспоминал своё детство и свою молодость, родителей, которых он знал, увы, лишь слишком короткий срок, женщин, которых он не успел полюбить, учёбу, которую не смог довести до конца, друзей, которых не смог навестить. Потому что никогда не имел на то достаточно времени.

Пассажир «мерседеса» вспоминал свои отношения и встречи с самыми разными людьми: нефтяными принцами и эмирами, диктаторами, жаждущими единственно денег и власти, религиозными иерархами, иногда — циниками, иногда — провидцами, молодёжью, снедаемой ненавистью и фанатизмом только из-за невозможности обладать слепо обожествляемыми овеществлёнными символами западного благосостояния, агентами спецслужб, ведущими двойную игру, банкирами, обогатившимися на лишениях бедняков, на самых грязных спекуляциях.

Он использовал их всех, как бы ни было велико его презрение к ним, и ни одному из них не открыл своего истинного имени, ожидая дня сведения счетов, когда самый амбициозный план, намеченный арабом со времён битвы при Пуатье[12], будет воплощён в жизнь, обеспечив ему победу над врагами, власть над территорией, простирающейся от Гималаев до Атлантического океана, и контроль над третью энергетических ресурсов всей планеты.

Пассажир отбросил от себя все эти мысли, когда из мрака появился некто в тёмной одежде и направился к автомобилю. Он проследил за его приближением, пришелец наклонил лицо к окошку и приветствовал его кивком головы.

Пассажир ответил на его приветствие, вышел из автомобиля, последовал за проводником до низкого домика, обмазанного глиной, и вошёл вслед за ним.

Проводник оказался стариком с согбенной спиной и глазами, покрытыми белой пеленой катаракты.

— Добро пожаловать, эфенди, — произнёс он, впустив позднего гостя в дом.

— Какие у тебя новости для меня?

— Хорошие, — ответил старик. — Мне было велено передать тебе: на рынке Самарканда были куплены три осла, как ты приказал, и по сходной цене. Теперь каждого осла по твоему распоряжению ведут в его стойло.

Пришелец одобрительно кивнул головой.

— Хвала Аллаху, — промолвил он, — всё идёт наилучшим образом. Теперь, мой прекрасный друг, извести молодых людей, которые должны последовать за мной в паломничество, что нам надлежит встретиться. С тремя из них мы увидимся в Вифлееме, с тремя в Наблусе и с тремя остальными в Газе.

— Хотите, чтобы я подготовил вам жильё в Мекке, эфенди?

— Нет, друг мой. Это паломничество мы совершим по старинным обычаям, верхом на верблюдах. Не ломай себе голову над этим.