Фараон Эхнатон

И опять на его бесстрастно-мудром челе – загадочная улыбка. «…С нашим царем происходит что-то неладное. Еще совсем недавно он и шагу не делал без того, чтобы не испросить совета. Иное дело, что фараон мог поступить по-иному, вопреки советам. Так сказать, повернуть круто, куда вздумается. А теперь?.. Даже Мерира, преданный беспредельно, начинает обижаться. Тяжело занемогшего Мериру это очень обижает… Но что делать? Его величеству, наверное, виднее…» Мерира Первый, верховный жрец Атона, которого царь «поставил вместо самого себя» в главном храме Пер-Атон-Эм-Ахетатон, – этот Мерира вот уже несколько месяцев тяжело болен. И никто не знает чем. Но и с больным можно было бы посоветоваться. Но нет… Кийа, Кийа, Кийа… Теперь она вершит судьбу Кеми, если только слово «вершит» применимо к кому-либо, кто рядом с фараоном…

К Эйе протиснулись главный ювелир его величества Мериптах, старый зодчий Бек, надутый вельможа Яхмес, огромный жрец Панехси (подлинный негр). Пареннефер, омывающий руки царя… Все они сгорали от любопытства. Эйе делал вид, что все знает, даже то, чего не знает.

Поодаль от них стоял Туту – заносчивый, хитроумный, как азиат, Туту, ведающий иностранными делами, начальник всех царских опахал, начальник обеих сокровищниц царя и начальник всех царских работ. Он глубокомысленно молчал, ничем не выдавая своего неведения. Эйе незаметно следит за ним: может быть, этот льстец осведомлен получше самого Эйе?

К Туту наклонился Хоремхеб и что-то прошептал ему на ухо. Туту кивнул. Хоремхеб оскалился. Еще что-то сказал. Туту снова кивнул…

«…Пройдоха Туту, наверно, давно все пронюхал. Не в пример Хоремхебу. Этому солдафону. Мимо Туту ничего не пройдет. И такие люди всегда в почете. Они нужны. Без них не обходятся. Единственное, чего не умеет Туту, это писать гимны. Зато он льстит царю. С видом знатока. Можно подумать, что всю жизнь только и делал, что гимны строчил…»

– Уважаемый Эйе кое-что скрывает от нас, – сказал Пареннефер. Он картавил, и не всегда было ясно, что он говорит. Когда-то он брил бороды. Из брадобреев попал в большие люди. Но так чурбаном-брадобреем и остался…

– Да, скрываю, – важно ответил Эйе.

– Ручаюсь – и ты не знаешь…

– Как сказать!

Бек – сухощавый, старый, умудренный жизнью ваятель – сказал:

– Право повелителя скрывать свои намерения, право слуги – доискиваться их.

– Что я и делаю, – проворчал Пареннефер.

– Пока что без успеха. Я же предпочитаю нечто другое…

– Что именно?

– Набраться терпения.

Пареннефер ухмыльнулся. А Бек:

– Что, разве не так, Пареннефер?

– Так, только так, уважаемый Бек!

Вдруг громкий шепоток пронесся над великосветской толпой. Заиграл оркестр, укрытый под мостом. Хор жрецов запел торжественную песню. Не прошло мгновения, как вверху, в большом проеме, показался его величество Наф-Хуру-Ра Нефер-Хеперу-Ра Уен-Ра Эхнатон. Позади него на полплеча шагала ее величество Кийа. И каждый, кто стоял перед лицом фараона, склонился в глубоком и долгом поклоне. И не было никого, кто бы не склонился. И не было никого, кто бы не выказал его величеству покорности и безграничной любви. И оркестр играл торжественно и громко.

Фараон прищурил глаза и внимательно оглядел Дорогу. Какое приятное зрелище! Первые люди Кеми изогнулись в верноподданническом поклоне. Спины, спины, спины. Головы гдето внизу. Одни спины! А еще – и зады.

Музыка оборвалась. Медленно разгибала спину толпа И тут раздался голос Ипи, начальника царских покоев. Он читал по свитку. А стоял он позади их величеств.

Эйе подумал:

«А ведь совсем недавно все было по-иному… Рядом стояла Нафтита. Их окружали прелестные дочери. Никогда бы не получил свитка этот дерущий свою глотку Ипи. Но время летит быстро. Не успеешь оглянуться – и над твоей седой головой появится новый повелитель…»

Эйе оглянулся вокруг – медленно, сановно, с дежурной улыбкой на губах. А глаза – настороженные. А в голове – разные, очень разные мысли. И о том и о сем. Кстати, и о будущем повелителе. Если случится самое худшее с его величеством… «Кто же? Кто?.. Что-то не видно его высочества Семнех-ке-рэ… Мальчик Тутанхатон играет в камешки. У Нафтиты. В Северном дворце… Так кто же?..»

Эйе скользит острым взглядом по лицам: жирным, худым, старым, моложавым, молодым, юношеским… Кто же? Кто?.. Этот? Едва ли. Тот? Никогда! Грузно, как гранитный обелиск, вкопан в Дорогу Хоремхеб. Он ни на кого не смотрит. Ни вверх, ни вниз, ни вправо, ни влево… Хоремхеб, Хоремхеб… Эйе говорит «нет» – и взгляд его скользит дальше, дальше, по кругу. Где же все-таки Семнех-ке-рэ? Разве не ему было обещано соправительство? Не он ли истинный престолонаследник?

Ипи оглашает царский указ. Царская милость безгранична. Она отмечает каждого верного слугу, как бы далеко или близко он ни находился. Глаз его величества верен. Щедрость его общеизвестна. Вот и нынче открылось его большое сердце навстречу своим рабам, присутствующим вот здесь, у подножия высокого моста, на Дороге фараона.