Фарфоровые куклы

Элегантные очки в тонкой металлической оправе придавали ей особый шарм. Штатный полицейский психолог Элис Рид, красивая женщина тридцати двух лет, в строгом костюме, перехватила доклад:

– Судя по характеру преступлений и их оформлению, мне видится следующий портрет убийцы: это белый мужчина, примерно от тридцати до сорока лет. Может быть, незначительная погрешность в год-два. Педантичный. Не женат.

– Откуда такая уверенность, – поинтересовался Ремс, перебив.

– Я могу ошибаться, но подобное обожествление своих «подопечных» говорит о невозможности делить с кем-либо еще любовь к некоему образу. Жив или мертв источник этого образа, или он не человек, а только плод его воображения, сказать нельзя, это должны будут установить детективы. Но я не закончила. Скорее всего, убийца подвергался в детстве насилию либо пережил сильный шок, травмировавший психику эпизод. Полагаю, преступник не испытывает неприязни к противоположному полу… – Элис смутилась, поймав на себе пристальный взгляд Даггерта, на секунду замолкла, почувствовав тепло в животе, и закончила мысль: – Такой вывод я делаю исходя из того, как он тщательно заботится о телах после смерти. Я бы сказала, он выполняет особый сакральный ритуал, который и является его ключевой целью, объектом созерцания. Убийца не садист и не сексуальный извращенец. Мы имеем дело с очень нетипичным преступником.

«Ох уж эти психологи», – Даггерт вытянул скрещенные ноги, правое колено звонко щелкнуло.

– Что ж ему надо, черт бы его побрал, если насилия он не совершает, а секс его не интересует? – прервал психолога шеф полиции Богарт, ровесник Ремса, лысый под ноль толстяк с густыми черными бровями.

Его усы по форме были похожи на усы начальника отдела, единственная разница оставалась в цвете: у Ремса они практически белые, а у Богарта – черные. К расследованиям он имел весьма посредственное отношение. Больше занимался тем, что держал отчет перед мэром, попивая на выходных виски с власть предержащими. При этом шеф полиции любил помпезно объявить прессе об очередном раскрытии жуткого преступления, делая вид, будто сыграл в деле главную роль. Если расследование затягивалось и журналисты на него наседали, он избегал брифинги и скидывал все на Ремса.

«Засранец бессовестно прошелся глазами по ягодицам Элис, когда произнес слово ”секс“, – отметил про себя Даггерт. – Интересно, твоя пухлая набожная женушка одобрила бы твои грязные помыслы?»

– Чтобы это узнать, необходимо найти ключ к пониманию мотива убийцы, мистер Богарт, – мягким голосом ответила Рид. – Очевидно, он не в состоянии остановиться. Подчеркну, не хочет остановиться, а именно не в состоянии, что делает его опасным и подталкивает к новым убийствам. У него так называемая зацикленность, навязчивая идея, если говорить простым языком. Его душа и сознание больны. Суть подобных преступлений заключается в повторении определенных манипуляций. Для преступника важным является проигрывание раз за разом самой конкретной процедуры. Как правило, маньяки издеваются над своими жертвами: насилуют, отрезают части тел, хранят их или совершают прочие жестокие действия, иногда даже прибегают к каннибализму – именно эти моменты для них наиболее важные. Не всегда сам факт просто лишь умерщвления является ключевой целью. Убийство для них – это возможность реализовать непреодолимые желания. Больному необходимо регулярно повторять специфические действия, что трудно понять здоровым людям и не специалистам…

– Специфические действия с уже мертвым телом, – подчеркнул со своего места Даггерт.

– Так и есть, – ее голос прозвучал нежно, но тут же обрел сухой рабочий тон: – В нашем случае это ритуальное обращение с телом после смерти. И в отличие от типичных маньяков, он не убивает для власти именно над жертвой, скорее над самой возможностью делать с трупом определенные вещи. В числе прочего я бы охарактеризовала его как «платонического некрофила», возможно, с «комплексом Эдипа» – зацикленностью на матери, – закончила Элис.