Фарьябский дневник

«Они, как трусливые собаки, шарахнулись от моего предложения потребовать от хозяина справедливости. Ну что же, попытаюсь переговорить с ним сам».

На следующий день я узнал, что хозяйские нукеры избили Ислама и бросили его в зиндан – глубокую яму, в которую сажали провинившихся батраков. Когда мне удалось прорваться к хозяйской тюрьме, там уже было пусто. Охранник, получив несколько мелких монет, под большим секретом сказал, что приезжали жандармы, которые и забрали Ислама с собой. Прошел год, но об Исламе не было ни слуху, ни духу. Хозяин все больше и больше увеличивал время работы. Кормить стали хуже. Но я работал, ведь жаловаться на хозяина было некому. Оставалось туже подтягивать шаровары и снова идти на работу, к вечеру только и оставалось сил, чтобы добраться до лежанки.

Иногда мне казалось, что не выдержу этого ада, но в такие минуты я вспоминал свой далекий дом, блестящие голодным блеском глаза малышей. И тогда я снова бросался в водоворот трудовых будней, превращая свой пот в мелкое серебро.

Я часто вспоминал своего бесстрашного друга. Несколько раз пытался навести о нем справки, но все безрезультатно. Однажды байские нукеры дали мне понять, что если я не перестану задавать свои вопросы, то меня постигнет участь Ислама.

Заканчивался второй год моего пребывания на чужбине. Урожай у хозяина был особенно богат, взгляд батраков радовала тучная нива. Все ждали хозяйской щедрости в конце уборки и потому работали усердней, чем обычно. Но не тут-то было. Когда мы толпой ввалились на хозяйское подворье, чтобы еще раз усладить слух богатея поздравлениями в честь окончания жатвы и получить заработанные деньги, еще больше располневший хозяин обозвал нас драными попрошайками и заплатил меньше, чем обычно.

Это переполнило чашу нашего терпения. Наступила зловещая тишина. Казалось, что еще мгновение – и от богатея, и от его хором ничего не останется. Лицо хозяина медленно наливалось кровью, глаза от бешенства сузились в линию. Но это продолжалось лишь мгновение. Внезапно он льстиво улыбнулся и, словно ничего и не было, сказал, что пошутил и сейчас же прикажет управляющему выдать недостающие деньги.

Батраки, еще минуту назад готовые разодрать обидчика, удовлетворенно зацокали языками. Воздев руки к небу, они благодарили за помощь Аллаха. Но лишь только тяжелые ворота захлопнулись за последним батраком, из-за дувала послышались проклятия и угрозы в адрес посмевших взбунтоваться дехкан.

Среди ночи в барак, где мы размещались, ворвались хозяйские нукеры с тремя жандармами и пинками начали выталкивать всех на улицу. Отобрав нескольких, по мнению богатея, наиболее строптивых батраков, они поволокли их к машине, по пути избивая прикладами винтовок. Оставшимся, в том числе и мне, досталось несчетное количество ударов плетью.

Утро нового дня встретил сквозь кровавую пелену, устилающую глаза. Удар озверевшего нукера плеткой со свинцовым вкраплением на конце пришелся по щеке, да так навечно и остался. – Сахиб показал мне заметный рубец, пересекающий правую сторону щеки, и, сдерживая закипающую в груди ярость, продолжал: – Спина от побоев горела адским огнем, так что невозможно было повернуться. Вокруг слышались стоны и проклятия. Кое-как помогая друг другу, мы добрались до речушки, обмылись там. Подкрепившись, чем Бог послал, молча разошлись в разные стороны, даже не попрощавшись.

Я много думал о том, что с нами произошло. Будь с нами Ислам, этой расправы бы не было.

В межсезонье очень трудно найти работу, поэтому мне долго пришлось скитаться, прежде чем после продолжительных переговоров нанялся грузчиком к одному достопочтенному духанщику. Несмотря на то что лавка его ломилась от товаров, ходил он в засаленном пиджачке и потрепанных шароварах. Больше всего любил духанщик после закрытия лавки пересчитывать свою выручку. Казалось, что он колдует, перебирая столбики серебряных монет, о чем-то бормоча себе под нос. Если мне по надобности случалось зайти в этот момент к нему в каморку, то старик, недовольно косясь на меня, в одно мгновение сгребал деньги, после чего зло кричал, чтобы я убирался прочь.

Ворочая мешки с товаром или делая любую другую работу, я ни на минуту не забывал, что с наступлением весны надо отправляться домой.

Через местечко, где торговал приютивший меня духанщик, частенько проходили дальние караваны, и я лелеял надежду уйти с одним из них…

Внезапно его рассказ прервался, потому что послышался топот бегущего человека и вскоре из-за тополиных зарослей показался связной.

– Товарищ капитан, – обратился он ко мне, – через десять минут выступаем.

Мы быстро встали и поспешно направились к ожившей вдруг колонне.

Заняв место в машине и нацепив шлемофон, я стал напряженно слушать эфир. В наушниках стояла мертвая тишина.

– Сахиб, чем же кончились твои скитания? – сняв бесполезный шлемофон, с любопытством спросил я.