И отовсюду льется негромкая музыка. Я никак не мог понять откуда, потому что никаких репродукторов нет, ведь не из-под земли же, а потом, когда увидел одного спортсмена, занявшего необъяснимую на первый взгляд позицию: припал ухом к камню и потрясенно слушал, – я понял, что да, именно из камней, разбросанных по всей деревне, и льется песня.
Время от времени здесь начинают отчаянно стрекотать цикады, но потом, когда они как по команде затихают, понимаешь, что и это – фонограмма.
В небольшом зале на столе, крытом белыми скатертями, стояли металлические подстаканники с тонкими стаканами. Чай уже больше получаса эпически в них стыл.
Наконец в зал зашел Владимир Путин, который очень обрадовался стаканам в подстаканниках. Присутствующие тут же стали пить чай. Характерно, что ни один железнодорожник при этом не вынул ложку из стакана. Очевидно, в этом состоял какой-то генетический железнодорожный форс: безусловно, пить чай на ходу с ложкой, все время целящейся и стреляющей в глаз, – это профессиональный экстрим.
В ожидании Владимира Путина рабочие в цехе окончательной сборки АвтоВАЗа репетировали общение с ним. В составленном из стульев кружке они устроили полноценный тест-драйв разговора с премьером. В центре круга на месте господина Путина сидел один из рабочих. К нему и обращались другие работники и работницы.
Одна из них спросила:
– Владимир Владимирович! Очень много негативной информации про наш завод! В СМИ постоянно пишут, что у нас плохие машины… В каждом выпуске КВН – обязательно про нас… Если бы наши машины были такими плохими, их бы не покупали! Это заказное, Владимир Владимирович?! – в упор спросила эта женщина.
Ее коллега в центре круга нисколько не смутился:
– Любое упоминание в прессе – хорошо! Кроме, конечно, некролога, – по-путински пошутил он.
– Меня, Владимир Владимирович, конечно, не устроил ваш ответ, – вступила другая работница. – Скажите, планируется ли в будущем повысить благосостояние наших граждан?!
Она понимала, конечно, что в настоящем это уже не удалось.
– Так, дальше… Следующий вопрос, – властно сказал коллега в центре круга.
– Деньги, Владимир Владимирович, сожрала инфляция!..
Рабочие уже, кажется, не на шутку увлеклись, боль рвалась из их сердец. Они требовали от этого человека честных, правдивых и мгновенных ответов.
– Скушала… – укоризненно поправил он ее.
– Извините, скушала инфляция… – виновато поправилась она.
– Дальше, – качнул он головой.
На самом деле этот человек действительно еще ни разу не покривил душой.
– Есть ли будущее у нашей молодежи?! – выкрикивал кто-то с места…
– Дальше… – слышалось в ответ.
Тест-драйв на глазах превращался в краш-тест.
Вдруг к центру стадиона, где китайцы строили друг из друга всякие башни, ринулись китайские спортсмены, прокладывая себе дорогу с применением всех благоприобретенных навыков (лучше других продвигались мастера тэквондо и ушу). Оказалось, на сцену вышел Джеки Чан.
Нет ничего хуже давки с участием интеллигентов: здесь и на ноги друг другу наступают неслучайно, и извиняются неправдоподобно громко, словно наступая мысленно на ногу еще раз; здесь и тычок можно заслужить, зазевавшись в проходе; а то ведь и ущипнуть могут.
Самый выстраданный плакат, который кричал неутихающей болью, несла над головой немолодая женщина: «Капитализм лишил меня девственности!». В своем несчастье, связанном с действиями какого-то одного последовательного империалиста, эта женщина винила теперь всех глобалистов мира. Ее присутствие на площади было, по крайней мере, абсолютно объяснимо.
К полудню площадь перед биржей и Банком Англии была целиком заполнена антиглобалистами, полицейскими и журналистами. Последним на площадь клином вошел какой-то перспективный боевой отряд в черных масках. Они сразу направились прорывать оцепление, охранявшее банк. Нескольких из них через минуту уже закрывали в автозаки. Они, казалось, были удивлены. – Как же так?! – кричал один. – Я даже не успел ничего сделать!
Тем, кто уже попал в каменную ловушку возле Банка Англии, было отсюда не выбраться. Полицейские не хотели, чтобы демонстранты расходились. Но антиглобалисты здесь уже и сами никуда не спешили: начались танцы и песни. Все это стало напоминать венецианский карнавал: здесь были люди в белых и красных перьях, в черных масках, а также в масках зверей и птиц (невинно и раньше времени загубленных, очевидно)…
Мне удалось выйти из оцепления только благодаря тому, что один полицейский очень удивился, что у русского журналиста может оказаться удостоверение на английском языке, восхищенно подмигнул мне и вывел из этого биеннале современного искусства уличного протеста.
Очереди англичан в районе трибуны Д, отданной на растерзание фанатам «Челси», за час до начала матча сосредоточились у ларьков, торгующих сосисками и шашлыками. Шашлыки жарил мрачный пожилой узбек. Англичане совали ему деньги. Русских денег там не было. А никакие другие ему были не нужны. На все их вопросы, мольбы, ругательства он раз в две минуты поднимал голову и говорил: – Очередь там, чурка!