Фарт

Он сидел в камбузе перед чисто выскобленным столом и выводил пальцем невидимые узоры. Его мучили сомнения. Он испытывал состояние человека, который в расстройстве чувств не знает, что выбрать — холодное или горячее, сладкое или кислое. То Замесову казалось, что необходимо рискнуть, иначе — не попадайся Мюнгу на глаза; то казалось, что нужно плюнуть на все и позаботиться о собственном спасении. Стать свободным, избавиться от Мюнга и от тех, кто может прийти вместо него, избавиться от вечного страха. Мало ли на свете стран, где Мюнг его не сыщет? Бежать в Турцию, скрыться!.. Бог с ними, с деньгами. Авось и без денег сумеет он как-нибудь прожить.

Очень смутил Кирилла Замесова арест минера. «Может быть, это человек Мюнга, который должен был контролировать меня? — думал Замесов. — Может быть, просто сообщник-дублер, о присутствии которого Мюнг не счел нужным мне сообщить? Но если так, то арест минера означает, что сам Мюнг провалился; в этом случае раньше или позже узнают и обо мне».

Когда боцман просвистел в свою дудку, он сел вместе с матросами за стол, но мысли его по-прежнему были заняты тем же вопросом: «Как быть?»

В сумерки сигнальщик передал сопровождающим лодкам приказание командира бригады разойтись на позиции. «Нерпа» ушла в район Шили, к востоку от Босфора, «Тюлень» направился к западу. Только «Морж» в качестве конвоира остался, но и он далеко отошел от заградителя.

Продолжая путь к проливу, «Спрут» произвел зарядку батарей на ночь и милях в двадцати от Босфора застопорил моторы и остался на месте до утра.

Приказчик спал вместе с матросами. Всю ночь он вертелся на своем месте. Всю ночь он думал. И чем больше думал, тем больше склонялся к мысли, что нужно плюнуть на все и бежать. Скорее всего арест Бухвостова вызван провалом Мюнга. Быть может, в эту минуту Эрнест Мюнг сидит перед следователем и дает показания…

Замесов пыхтел, ворочался с боку на бок, а на рундуке напротив него лежал Федор Бухвостов и также не спал. Бухвостов знал, что заградитель приблизился к турецким берегам, и опасался, что злоумышленник именно теперь попытается осуществить свое намерение. Думая о том, что, кроме него, никто не станет следить за диверсантом, Федор боялся заснуть.

К утру Замесов окончательно решился бежать. Каким способом? Этого он еще не знал. Он неплохо плавал, мог долго держаться на воде; значит, нужно выбраться из лодки, когда она будет ближе всего к турецкому берегу, а там — как бог даст.

Рано утром «Спрут» в сопровождении «Моржа» двинулся к Босфору. В семь тридцать пять вахтенный доложил, что открылся берег. Командиры вышли на мостик. До берега было еще далеко. Он рисовался на горизонте в виде тонкой ровной черты.

Из замечаний, которыми обменивались матросы, Замесов понял, что показался берег. Он попытался представить себе этот далекий берег, как там живут люди, как сеют хлеб, торгуют, молятся богу. Но ничего, кроме чистильщиков сапог да греческой кофейни в Севастополе, он не сумел представить. Но там была свобода. «Пусть лодка приблизится к берегу», — думал он.

Замесов не знал, что «Спрут» изменил курс, так как постановку мин было решено начинать в сумерках, после того как командир в последний раз определится через перископ по Румелийскому маяку. До сумерек было еще много времени, и заградитель отошел в море, чтобы его случайно не обнаружили неприятельские дозоры. «Морж» остался на позиции.

В пятнадцать ноль-ноль командир бригады велел сигнализировать сопровождающим лодкам, что если в полночь он не сообщит о выполнении задания, то зона в пять миль от Босфорского мыса опасна. Заградитель вновь четырехузловым ходом направился к югу.

Через полтора часа послышалась команда приготовиться к погружению. Замесов всполошился: значит, в надводном положении заградитель ближе к берегу не пойдет? Об этом он не подумал. Что за злосчастие такое! Неужели ему никогда не избавиться от Мюнга?

И нервы, взвинченные пережитыми страхами, не выдержали. Потеряв способность рассуждать здраво, Замесов вскочил, заметался по проходу, бросился к носовому люку и вскочил на трап.

ГЛАВА XX

«Вот оно!» — мелькнуло в голове Федора. Он поднялся на ноги. Часовой не успел его остановить. Приказчик оглянулся, и это его выдало. В глазах приказчика Бухвостов прочитал такую ненависть, такое отчаяние, такой страх, что сомнения его исчезли. Он толкнул часового и бросился к люку. Часовой замешкался, выхватывая из кобуры пистолет, и Бухвостов успел подбежать к приказчику, который, сбивая пальцы, пытался открыть люк.

Руки матроса были связаны, но Федор со всей силой, на какую был способен, толкнул Замесова плечом, и сам, не удержавшись на ногах, упал. В этот момент приказчик успел отдраить люк.

Федор тотчас вскочил и, приподнимая локти связанных рук в безуспешных попытках высвободить их, как неоперившийся петух, снова кинулся на приказчика.

— Опять?! — завопил Замесов, пытаясь изобразить оскорбленное чувство. — Что тебе от меня надобно?