Фашист пролетел

"Что, книжку хочешь написать? Кроме таланта, жизненный опыт нужно для этого иметь. Свою историю. О чем можно людям рассказать. Вот поживешь с моё, а там глядишь и выдашь типа "Угрюм-река". Страниц на тыщу".

Перевернув бинокль, он сводит фиолетовые стекла. Во внутренней дали он видит самого себя - маленького, но четко различимого. Оптика отличная. Карл Цейсс, Иена. Из-под бинокля он заявляет, что у него есть история.

"Конечно, есть. Кормили соской".

"История, - не обращает он внимания на оскорбление, - которая началась до моего рождения... - По мертвому молчанию он понимает, что овладел вниманием. - Немцы мне сказали".

Маму как подбрасывает:

"Что они тебе наговорили? Ах, немчура проклятая! Немедленно съезжаем! Что-нибудь найдем поближе к пляжу... Слышишь, Леонид?" - При этом мама вытаскивает из-под их кровати чемодан, бросает в него что под руку попало, а после отпадает на пол. Лежит во весь рост и как не дышит.

"Они шпионы?"

"Глупостей не говори!" - сердито оживает мама.

"Но ведь немцы?"

"Немцы, но наши".

"Откуда у нас немцы?"

"От верблюда! Страна такая! Какого добра тут только нет, и немцы тебе, и ненцы..."

"Катька их пригласила", - говорит Гусаров из-под простыни, но мама его не слушает:

"Куда, куда ты это тащишь?"

Вместе с биноклем я прижимаю к себе пол-литровую банку с черными камнями и медузой в морской воде, засушенного краба, павлинье перо и шелковые трусы, которые она выдергивает, чтоб натянуть под свой цветастый сарафан:

"Отвернись!"

Расставив все обратно на подоконнике, я снова припадаю к окулярам, твердая резина которых выявляет обидную хрупкость моих глазниц.

По морю разливается закат.

"Адмирал Нахимов", который раньше назывался "Великая Германия", выходя из порта, оставляет за собой кроваво-красный след.

2

Думать он мог только на бумаге.

И когда, ткнув в непроливашку с зелено-фиолетовым отливом, вытащив волосок из тугой расселины пера и оттерев ногти о розовую промокашку, Александр задумывался, уносило его в одну и ту же воронку - как тех норвежских рыбаков в рассказе "Низвержение в Мальстрём".

Нет, но действительно? Откуда есть пошло все это?

Я родился в Германии...

Несмотря на значительность, зачин, по сути, ничего не значил. Никакой чужбины вспомнить он не мог, будучи увезенным оттуда младенцем, который в сознание пришел от стихов, которые читала мама:

Это что за остановка, Бологое иль Поповка?

А с платформы говорят: "Это город Ленинград.

- Не Ленинград, а Град Петров, - сердился дед. - Пальмира Севера!

Нордическое лицо бывшего кавалера "Святой Анны" сохраняло надменность только в левый профиль. Когда-то в жутких "Крестах" времен Зиновьева свирепая волчанка отъела деду полноздри. Красиво-безобразный, город был похож на деда, и жить бы Александру не тужить среди просторных площадей и каменных "мешков", мостов, дворцов и коммуналок, набитых злобными клопами и людьми, когда бы не чертом из табакерки! Самозванный папа - гвардии майор Гусаров.

Слушатель Бронетанковой Академии, Гусаров ее "слушал", видимо, вполуха, почему и получил распределение, как в песне:

"Дан приказ ему: "На Запад..."

"В Германию?" - вскричала мама с радостью.

"В Западный военный округ".

"Меня в свое время, - сказал дед, - тоже хотели туда отправить. В Могилевскую губернию".

"Кто, дедушка?"

"Известно, кто... Сыновья Ноя, мягко говоря. Кто был ничем и стал, к несчастью, всем. Ты с ними, внучек, еще столкнешься: храни тебя Господь..."

"Густавыч! - рыкнул Гусаров. - Не свертывай мозги ребенку!"

И - как в Эрмитаже на картине "Похищение сабинянок" - схватил их с мамой и ночью с Витебского увлек в завьюженную бездну.

Скитания по гарнизонам кончились тем, что Гусаров не угодил высокому начальству и был отозван в распоряжение Главштаба - вершителя судеб.

В новом окне на жизнь появился Сталин в фуражке - семнадцать метров с постаментом.

Гостиница для офицеров находилась в самом центре главного города краины - тоже нашей. Красный флаг здесь, правда, был подпорчен зеленью, а в уши Александру, который отчаянно пытался сохранить родной язык, целыми днями лилась отрава из радиоточки, начиная с утреннего гимна про столицу, которая атчувает русскую

Надёжную, ласкавую

Братэрскую рукУ...

Александр закончил второй класс и ходил уже в третий, когда, вернувшись в номер, Гусаров сказал, что предложили ему Вюнздорф.

"А ты?" - вскричали они с мамой.

"Надо хорошенько всё обмозговать", - и, бросив на кровать охапку оперативных карт, достал из баварского портфеля свиток папиросной бумаги с минимумом немецких слов, обязательных для овладения.