Фата-моргана

И однако – каждый новый соперник, вступавший с ним в поединок, терпел поражение. Причем не так, чтоб с сомнительным, а с вполне очевидным преимуществом Вити. Когда же поверженным оказался мощный культурист Костя, элементарно тягавший мешки с цементом, все были не просто озадачены, но и ошеломлены. Вроде как не с человеком боролись, а с Железным Дровосеком.

В самом деле, руки (и правая и левая) Смоленского были только что не железными, захват мертвым, пальцы как пассатижи – ощущалось это почти с первого мгновения, едва ваши ладони соприкасались, обдавая друг дружку сухим жаром, а пальцы накрепко сцепливались. Какая-то прямо-таки нездешняя сила ощущалась в этих руках, в этих пальцах, и сколько ты ни напрягался, сколько ни тужился, ни багровел, упираясь не только локтем, но и ногами, и всем телом, – тщетно! Руку твою методично, даже как будто без особого усилия, прижимали все ниже и ниже, ниже и ниже, пока та, изнуренная, не падала на покрытый клеенкой, слегка вибрирующий под упертыми о его поверхность локтями стол.

И правда, впечатление ошеломляющее. Неведомо откуда взявшаяся мощь в Витиных членах даже пугала, поскольку никак не соответствовала ни его конституции (тонкая узкая кость, невеликие мышцы), ни вообще облику, разве что только в узком скуластом и смуглом лице с упрямым подбородком и тонкими насмешливыми губами проскальзывало что-то загадочное.

Впрочем, армрестлинг, в коем Витя так и остался в то лето непревзойденным, хотя не раз потом многие (культурист Костя в первую очередь) пытались взять реванш, не был единственным делом, где Витя обнаружил свою незаурядность.

Было и другое.

Нельзя сказать, чтобы мы были особенно голодны, хотя в юности всегда хочется есть, молодой организм требует, а мы все-таки еще и вкалывали от зари до зари, так что под ложечкой, случалось, посасывало. К тому же и однообразная пища прискучивала: хлеб, каша и картошка, картошка, каша и хлеб… Еще иногда разваристые толстые макароны с говяжьей (или какой?) тушенкой. Пожалуй, и все. Еда незамысловатая, но вполне приемлемая. Однако нам, понятно, хотелось чего-то еще, не обязательно какого-нибудь гастрономического изыска, но все-таки…

Между тем в деревне и в ее окрестностях привольно и чуть ли не бесхозно паслась всякая домашняя живность: куры, индейки, утки, гуси, свиньи, козы, овцы… В небольшом, правда, количестве, иногда даже и единственном, но тем не менее. И естественно, взоры наши, в ком не умер еще древний охотничий инстинкт, обратились именно в ту сторону.

Разумеется, шутки, что неплохо бы пожарить шашлычок из барашка, были не более чем шутками. Но вот что касается куриного супчика или индюшачьего бульона с плавающим в нем белым мясом (да и косточкой похрустеть), то тут уже всерьез потягивало ароматным дымком и желудочный сок начинал выделяться более обильно.

Как-то сама собой сбилась небольшая группка охотников, вознамерившихся все-таки испробовать это мясо на зуб. Причем почему-то внимание сосредоточилось именно на индюшках – может, потому, что в деревне эта птица водилась в количестве, значительно превышающем все прочие виды живности. А может, и потому, что паслись они где ни попадя, так что пропажи, случись она, никто, пожалуй, и не заметил бы.

Еще одной причиной, не исключено, был и их внешний вид, не слишком, мягко говоря, привлекательный: скошенные, без гребешков головы на тучном теле с ярко красными загнутыми клювами и вспученными, будто даже злыми выпуклыми глазами. Не нравились они нам своим обликом, а поскольку предполагалось известное насилие и даже смертоубийство, то это вроде как облегчало задачу.

Индейки так индейки.

Мы вооружались довольно увесистыми камнями и залегали за бугром неподалеку от пруда, где днем обычно никого из людей не наблюдалось, значит, и нас никто видеть не мог. Меж тем именно здесь, не подозревая об опасности, разрозненно паслось толстомясое индюшачье племя.

Высовываться мы опасались и булыжники всячески маскировали, поскольку, неровен час, кто-то из деревенских мог нас и отследить, а тогда и хлопот не оберешься. Рисковать особенно тоже не хотелось – как ни крути, а все-таки частная собственность.

Что требовалось, так это подходящий момент, когда какая-нибудь из зазевавшихся птиц забредет поближе к бугру, ну а дальше…

Что же касается самих индеек, то они, надо отдать должное их проницательности, тот бугор с самого начала, словно уловив исходящую оттуда угрозу, сразу не взлюбили. И бродили, мирно поклевывая в травке, на приличном расстоянии от него. Пару бросков это, однако, нам не помешало сделать, но, увы, безуспешно.

Да и что это были за броски? Курам (индейкам) на смех, как говорится. Ладно, промах, но даже и при попадании, скорей всего, ничего бы мы не достигли. Все дело в некотором мандраже, который невольно испытывали мы, словно опасаясь и взаправду попасть в цель. Что ни говори, живые были существа, хоть и несимпатичные на вид. Лапками передвигали, глазками-горошинками поблескивали, даже клекотали время от времени.

Забавная птица.