Рогов недавно обнаружил, что его зрение начало портиться из-за постоянного применения электродов во время опытов, и тоща он решил провести опыт над пятнадцатилетним парнем, осужденным за тяжкие преступления. Ученый ввел платиновую иглу и электрод непосредственно в мозг подопытного, и результат оказался поразительным — парень видел какие-то образы, слышал незнакомую речь, однако его интеллектуальный уровень оказался настолько низким, что он не смог ничего толком рассказать. В принципе, Рогов был против использования заключенных в качестве подопытных, ведь Гаук, ссылаясь на секретность эксперимента, всегда настаивал на их ликвидации. И в то утро он обратился к Рогову с таким же предложением.
На это Рогов раздраженно ответил:
— Вы, Гаук, надеюсь, понимаете, насколько важна наша работа? Вы уже много лет торчите в лаборатории, но даже не пытаетесь помочь нам. Неужели вы лично не хотите принять участие в эксперименте? Надеюсь, вы сознаете, что работа с заключенными противозаконна? К тому же они не в состоянии ничего рассказать об увиденном, ибо слишком тупы.
Гаук ответил как всегда бесстрастным голосом:
— Товарищ профессор, вы выполняете приказ правительства, я тоже выполняю приказ. Заметьте, я никогда ни в чем не мешал вам.
Рогов буквально взревел от бешенства:
— Да, вы мне не мешаете! Но и не помогаете! Я без вас знаю свое место и тоже предан советскому правительству, но неужели вас не волнует тот факт, что мы на сто лет опередили ученых Запада? Сколько вам можно объяснять? Или вы так же тупы, как и подопытные свинки?
Гаук молча смотрел на Рогова своими глазами-бусинками. Его землисто-серое лицо по-прежнему ничего не выражало.
Черкас восхищенно взглянула на мужа и сказала:
— Ты должен продолжать эксперимент, Николай.
Гаусгофер, не одержав эмоционального порыва, выпалила:
— Продолжайте, товарищ профессор.
Рогов кивнул:
— Да, я лично продолжу эксперимент и сделаю все, что в моих силах, даже если мне придется проникнуть в сознание самого Эйзенхауэра, этого короля мошенников, замышляющего очередную пакость против советского народа. — Рот профессора скривился в презрительной усмешке. — Да, я смогу сделать его идиотом, с помощью своего аппарата.
— Даже и не пытайтесь! — воскликнул Гаук, протестующе взмахнув рукой. — Вы не имеете права делать этого без приказа!
Проигнорировав его замечание, Рогов продолжал:
— Сначала я подключу свой мозг к приемному устройству. Пока я не знаю, чей сигнал смогу воспринять и где в тот момент будет находиться его источник. Основная трудность будет заключаться в определении координат. С тем подопытным парнем произошла интересная история — совершенно очевидно, что он слышал звуки иностранной речи и его сознание переместилось очень далеко, однако он не знал ни одного иностранного языка, поэтому не смог пенять, где очутился и что увидел.
Черкас рассмеялась и сказала:
— Я спокойна за тебя, Николай. Эксперимент определенно не представляет опасности. Ты будешь первым человеком, покорившим чужой разум и подчинившим его своей воле.
Она обернулась к Гауку и Гаусгофер, спрашивая с ноткой пренебрежения:
— Я полагаю, товарищи не станут возражать?
Гаук угрюмо кивнул, а Гаусгофер, у которой перехватило от волнения горло, помассировала костлявой ладонью тощую шею и сказала:
— Конечно, товарищ Рогов, вы будете первым, ведь вы наш руководитель.
Рогов опустился в массивное кресло. Гаусгофер, облаченная в белый лабораторный халат, вынула из футляра аппарат-приемник и кивнула Черкас, которая щелкала тумблерами, подготавливая оборудование к работе. Сам приемник имел вид большого шлема, оплетенного проводами, внутри которого была закреплена платиновая игла, длинная и невероятно тонкая, предназначенная для проникновения в нервные центры и далее, непосредственно в мозг.
Черкас тщательно выбрила на темени мужа крохотный пятачок, не более трех-четырех сантиметров в поперечнике, а затем закрепила голову специальным обручем на спинке кресла для того, чтобы игла вошла в нужное место. Всю эту работу она проделала точно и быстро, пальцы ее были нежными, и в то же время в них чувствовалась уверенность. Черкас была не просто любящей женой Рогова, но и товарищем по работе. Она была истинным ученым, подлинной коммунисткой.
Анастасия отступила на шаг, любуясь делом рук своих, а потом улыбнулась Николаю одной из своих ослепительных улыбок, промолвив:
— Тебе, дорогой, не захочется проделывать эту процедуру ежедневно. Думаю, придется разработать способ проникновения в мозг без иглы. Наверное, тебе было больно?
— Какая разница. Это ведь наш триумф. Давай, опускай иглу, — резко ответил Рогов.
Черкас, глядя на супруга блестящими от нервного напряжения глазами, опустила вниз рычажок, приводящий в движение шлемприемник, до того неподвижно висевший над теменем Рогова.
Лицо ученого побледнело, и он, зажмурившись, прошептал:
— Все, что я почувствовал, это слабый укол. Теперь вы должны включить энергию.
Гаусгофер, переполненная осознанием важности момента, обратилась к Анастасии: