Fatal amour. Искупление и покаяние

— Что значит осмотрительно, Nicolas?

— Это значит, ma сherie, что коли вам в голову придёт сделать меня рогоносцем, то я не стану становиться под пулю для того, дабы защитить вашу честь, а прикажу выпороть вас на конюшне, дабы у вас даже мысли подобной более не возникало.

Марья тихо ахнула в ответ на его слова и зажав рот ладошкой отвернулась к оконцу.

Куташев покачал головой. Нет, конечно, он не собирался воплотить в жизнь свою угрозу, но то, что она с такой лёгкостью поверила его словам, заставило горько усмехнуться. Неужели он столь сильно запугал её? Каким же чудовищем он отныне выглядит в её глазах! Жаль, очень жаль. Ежели она станет шарахаться от него, то, пожалуй, скоро ему прискучит.

День выдался длинным и насыщенным событиями. К середине пути Марья задремала. Голова её то и дело клонилась на грудь, и она просыпалась, всякий раз вздрагивая, когда возок трясло на ухабах. Наблюдая за женой, Куташев пересел к ней на сидение и подставил своё плечо, когда в очередной раз голова Марьи стала клониться набок. Устроившись поудобнее, молодая княгиня неосознанно положила руку на грудь супруга, тонкие пальцы погладили мягкий мех шубы, сонная улыбка скользнула по устам. Тёплая мужская ладонь накрыла её руку, Николай переплёл свои пальцы с пальцами жены, рассматривая фамильный перстень на её руке в неярком свете луны, что падал внутрь возка через незанавешенное оконце.

Всю оставшуюся дорогу он старался не шевелиться, опасаясь потревожить сон той, что только нынешним утром стала его супругою. От долгого сидения в неудобной позе затекли мышцы спины и шеи, причиняя ему весьма ощутимое неудобство. Он разбудил её только тогда, когда возок остановился во дворе усадьбы, легонько потрепав по плечу:

— Мы приехали, — прошептал он ей на ухо, когда возок остановился.

— Уже? — Марья сонно моргнула и тихо ахнула, осознав, что находится в объятьях супруга.

Куташев усмехнулся её смущению, выбрался на улицу и протянул руку, помогая ей спуститься с подножки. На крыльце особняка молодую чету встретил дворецкий с фонарём в руках.

— Заждались мы вас, барин, — поспешил он открыть двери перед молодой четой.

Несмотря на поздний час, вся домашняя прислуга выстроилась в просторном вестибюле, встречая молодую хозяйку. Куташев остановился по центру, слегка подтолкнул Марью вперёд и заговорил:

— Марья Филипповна — моя дражайшая супруга и ваша хозяйка. Слушаться и подчиняться ей беспрекословно.

Перед Марьей предстали два десятка мужчин и женщин разного возраста и наружности. Некоторые взирали на неё равнодушно, другие с любопытством, но никто не выказал особой радости по случаю её приезда. Было далеко за полночь, люди, трудившиеся весь день не покладая рук, дабы дом был готов к приезду господ, порядком устали и желали поскорее разойтись спать, ухватив хотя бы остаток ночи.

Куташев взмахом руки отпустил прислугу, и в вестибюле остались только он, Марья, дворецкий и Софья, вышедшая к ним, как только услышала шум, вызванный появлением молодожёнов.

— Добро пожаловать, Мари, — сердечно приветствовала её mademoiselle Куташева. — Мне так жаль, что я не смогла быть на венчании, — улыбнулась Софья. — Nicolas просил меня проследить за тем, чтобы всё было готово к вашему приезду, — слукавила девушка, поскольку сама не захотела присутствовать на свадьбе брата, как только узнала, что торжество приняло столь грандиозный размах. — Я провожу вас, Мари, — обратилась она к своей belle-soeur.

— Я сам, — возразил Николай. — Ступай спать, Софи.

Предложив жене руку, Куташев повёл её вверх по лестнице, туда, где располагались жилые комнаты обитателей усадьбы.

— Надеюсь, вам здесь будет хорошо, — открыл он перед нею двери в жарко натопленные покои.

Ступив на порог, Марья огляделась. Комната, выдержанная в нежно-голубых тонах, даже в полумраке поражала великолепной отделкой и роскошной обстановкой. В углу высилась кровать поистине королевских размеров. Два кресла с овальной спинкой, обитые шёлком оливкового цвета разместились у туалетного столика, над которым висело большое зеркало в золочёной раме. Едва приметная дверь вела в гардеробную, в которой Милка уже разбирала вещи своей хозяйки. Портьеры из тёмно-голубого бархата скрывали оконные проёмы. Большой белый комод занимал свободное пространство у дальней стены, где располагалась ещё одна дверь.

Проследив за взглядом жены, Куташев усмехнулся:

— Это двери в мою спальню, — пояснил он. — Но пусть это вас не тревожит. Нынче я не собираюсь обеспокоить вас своим визитом.

Как была в подвенечном платье, Марья опустилась в удобное кресло, и подпёрла рукой подбородок. В спальню впорхнула Милка, повесила на спинку другого кресла сорочку из тонкого почти прозрачного шёлка и вопросительно уставилась на хозяйку.

Марья тяжело вздохнула и пересела на низкую банкетку, дабы девушке было удобнее разобрать сложную причёску и заплести ей косу на ночь.

— Барышня, мне вас теперь барыней величать, али ваше сиятельство? — хихикнула горничная, расстёгивая крючки на платье.

— Ну, вот ещё выдумала, ваше сиятельство, — фыркнула Марья.