Fatal amour. Искупление и покаяние

— Вы вольны скупить все модные лавки, Мари, — усмехнулся Куташев. — Ваши счета будут оплачены.

Марья поднялась с кресла.

— Это всё, зачем вы пришли? — поинтересовался Николай, поправляя тесный ворот колета.

— Более мне ничего от вас не надобно, — равнодушно отозвалась Марья.

— Признаться, мне наши отношения до свадьбы были куда больше по душе, чем нынешние, — заметил Куташев.

Княгиня остановилась в дверях спиной к нему:

— Ничего не могу поделать, Nicolas. Дерзить вам, как прежде, не получается. Вы меня более не вдохновляете, — вздохнула она, закрывая за собой дверь.

Проходя мимо детской, Марья услышала плач младенца. Замедлив шаг, она нерешительно положила ладонь на ручку двери. Ребёнок плакал всё громче и громче. Распахнув двери, княгиня вошла. Кроме неё и плачущего младенца в комнате более никого не оказалось. Постояв над колыбелью и поборов желание закрыть уши от невыносимого детского крика, Марья взяла дитя на руки. Пелёнки оказались мокрыми. Поморщившись, молодая мать распеленала сына и беспомощно огляделась. Взгляд её обратился к комоду. Выдвинув верхний ящик, княгиня нашла стопку аккуратно сложенных пелёнок. Кое-как перепеленав младенца, Марья принялась укачивать его. Тихо напевая невесть откуда всплывшую в голове мелодию, княгиня кружила по комнате, с удивлением рассматривая собственное дитя. Не верилось, что за две седмицы младенец мог так перемениться. Он стал заметно крупнее, щёки его округлились, и он явно прибавил в весе. Отворилась дверь и в комнату вошла кормилица. Одарив бабу гневным взглядом, Марья передала ей ребёнка, не удержавшись, ласково провела кончиками пальцев по пухлой щёчке и погладила мягкий тёмный пушок на голове сына.

С этого момента она более не игнорировала собственное дитя и заходила в детскую по нескольку раз на дню, интересовалась, как ребёнок кушает, как спит, подолгу просиживала у колыбели, просто наблюдая за ним.

За день до намеченного у Анненковых суаре, в дом на Мойке приехала модистка с двумя помощницами. Привезли заказанный Марьей Филипповной гардероб. Всё пространство в будуаре заняли платья, шляпки, накидки, ротонды, целый ворох тончайшего женского белья. Марья, примеряя обновки, оживилась. Лицо её раскраснелось, в глазах появился озорной блеск. Взгляд её обратился к роскошному ярко-синему бальному туалету. Возможно, для музыкального вечера платье и казалось чересчур вызывающим, но она так давно не надевала красивые вещи. Однако при примерке выяснилось, что оно довольно тесно ей в талии.

Модистка заверила её, что сие поправимо, и она может распустить немного швы, но к завтрашнему дню ей никак не поспеть.

— Милка, — перевела сверкающий взгляд на горничную молодая княгиня, — затяни корсет туже.

Вместе с помощницей модистки горничная затянула шнурки на корсете так, что Марья едва могла вздохнуть, но зато платье пришлось впору. Оглядев в зеркале своё отражение, княгиня Куташева самодовольно улыбнулась. Ныне она была хороша, как никогда. Грудь её стала заметно больше, а талия благодаря усилиям Милки и белошвейки казалась невероятно тонкой. Отпустив модистку и её помощниц, Марья велела Милке перенести вещи в гардеробную, а платье к завтрашнему вечеру оставить в спальне.

На другой день, собираясь к Анненковым, Марья страшно волновалась, будто бы впервые собиралась выйти в свет. Ей было не по себе от того, что она не могла знать, как встретит её Ирина, до сих пор не покидал страх, что княгиня Анненкова может выполнить свою угрозу и поведать князю Куташеву тайну отцовства Михаила. Когда туалет был почти полностью завершён, дверь, ведущая в покои супруга, открылась, и Николай шагнул в спальню жены.

Князь остановился посреди комнаты, окинув Марью внимательным взглядом. "Хороша! Вне всякого сомнения, хороша!" — прищурились тёмные очи.

— Позвольте и мне внести некое дополнение к вашему совершенному облику, madame? — иронично улыбнулся он, открывая обитую бархатом коробочку, что держал в руках.

На чёрном бархате ослепительно сверкнули фамильные бриллианты Куташевых. Застегнув на шее жены колье, Николай провёл ладонями по почти обнажённым плечам.

— Вечер нынче обещает быть прохладным, — тихо заметил он, — накиньте что-нибудь на плечи.

В его интонациях Марья не услышала заботы, скорее раздражение.

— Отчего вы вдруг так озаботились моим здоровьем? — насмешливо улыбнулась она ему в ответ через отражение в зеркале.

— Просто помните, о чём я вам говорил однажды, — парировал Куташев. — И не теряйте головы, — добавил он.

— По-вашему, я только и думаю о том, как бы побыстрее закрутить интрижку с кем-нибудь?

— Не знаю, о чём вы думали, выбирая это платье, но явно не о том, дабы произвести впечатление скромницы.

— Полно, Nicolas, — усмехнулась Марья. — Не вы ли говорили, что вам нет до меня никакого дела?

Куташев задумчиво обвёл взглядом пару, отражавшуюся в зеркале перед ним:

— Я ведь и передумать могу, ma cherie, — провёл он ладонями по тонким рукам жены. — Но нам пора, ежели мы не хотим быть в числе опоздавших.