Fatal amour. Искупление и покаяние

— Нет, я не стану писать. Так будет лучше, — отказалась Марья Филипповна.　

На другой день Анненковы отбыли в столицу, и Марья затосковала. Дабы занять себя хоть чем-нибудь, она распорядилась о том, чтобы мебель в покоях князя Куташева накрыли чехлами, а его личные вещи убрали на чердак. Прежде, чем выполнить её распоряжение, один из лакеев поспешил доложить о том Анне Кирилловне. Madame Олонская, оскорблённая подобным самоуправством со стороны молодой вдовы, тотчас поспешила высказать ей своё недовольство.　

— Не больно-то вы скорбите по усопшему, — заявила она с порога, не утруждая себя стуком в дверь.　

— Чем я вас прогневила? — Марья Филипповна удивлённо приподняла брови. — И в чём должна выражаться моя скорбь? Мне посыпать голову пеплом? Уйти в монастырь?　

— И полгода не прошло, а вы уже стремитесь искоренить даже всякую память о нём,　

— язвительно отозвалась Анна Кирилловна. — Видимо, тот факт, что его могилы здесь нет, вам только на руку.　

— Мне, право, удивительно слышать подобное от вас. Николя не вернуть, и мне так же, как и вам, тяжело от того, что захоронен он в чужой земле, но делать из усадьбы мавзолей совершенно ни к чему. Смею напомнить, что я ношу траур, не принимаю визитёров и сама не выезжаю, а потому считаю, что для соблюдения приличий этого вполне довольно, — не повышая голоса, ответила она.　

— Его смерть на вашей совести, — Анна Кирилловна поджала губы.　

Марья Филипповна поморщилась при этих словах. Неужели всякий раз ей станут напоминать о том?　

— Всем воздастся по их деяниям и поступкам, — вздохнула Марья. — Желаете оставить всё так, как оно есть — ваше право. Я уже давно не хозяйка в этом доме, — она махнула рукой.　

— О, как же я забыла о том, — пожилая дама закатила глаза. — Неужели вините Софи в том, что лишились состояния? Бедная девочка довольно настрадалась по вашей вине.　

Поистине, поведай ей поверенный обо всех условиях завещания, Марье было бы нелегко сделать выбор, и где-то в глубине души она даже испытывала благодарность к Софье, что она избавила её от душевных терзаний. Уже не единожды после того, как узнала, она задавалась вопросом, что ей дороже: собственное счастье или будущее Мишеля, и, видит Бог, не могла дать однозначного ответа.　

После того, как madame Олонская ушла, Марья забралась с ногами на кушетку и прислонилась лбом к холодному оконному стеклу. То ли это осень так действовала на неё, то ли обида подтачивала изнутри душевные силы, но, оставшись в одиночестве, она уже не могла сдерживаться и горько разрыдалась, утирая слёзы ладонями. Она часто плакала в последнее время. Марья устала от одиночества, скрытной враждебности, устала от напряжения, от которого, казалось, звенит воздух в самом доме. "Невыносимо", — поникли хрупкие плечи. — "Не могу более так"!　

Решение пришло внезапно. Никто не заставляет её оставаться в Сосновках, где каждый вдох даётся с трудом, ей просто надобно уехать из усадьбы и избавиться от гнетущей тяжести старого дома.　

— Милка! — Марья Филипповна вытерла мокрые щёки и велела, как только горничная ступила на порог: — собирай вещи, в Ракитино поедем!　

Сборы в дальнюю дорогу отвлекли княгиню от горестных дум. Изысканные туалеты, пошитые, дабы пленять столичный свет, остались висеть на вешалках в гардеробной. В багаж Милка уложила лишь несколько платьев, выбранных хозяйкой за строгость кроя и невзрачные тёмные оттенки. Не взяла Марья и драгоценности, которые дарил ей супруг за время недолгого замужества. Фамильные бриллианты Куташевых даже в неярком свете свечи сверкали на чёрном бархате шкатулки, словно звёзды на ночном небосклоне. Полюбовавшись дивным творением, Марья решительно захлопнула крышку и велела Милке отдать драгоценности Софье Васильевне.　

Визит княжны Куташевой после этого её нисколько не удивил. Спросив позволения войти, Софья прошагала к туалетному столику и с громким стуком поставила шкатулку на гладкую полированную поверхность.　

— Мой брат решил, что это отныне принадлежит вам, и оспаривать его волю я не собираюсь, — хмуро бросила девушка.　

— Это фамильные драгоценности, Софи, — как можно мягче заметила Марья. — Они принадлежали вашей матушке, вы должны владеть ими, а не я.　

— Отчего вдруг подобная щедрость? — Mademoiselle Куташева прищурилась.　

В это мгновение она столь сильно походила на своего старшего брата, что у Марьи Филипповны даже дыхание перехватило.　

— Боже, до чего же вы с Николя схожи, — чуть слышно обмолвилась она.　

— Вы уезжаете? — Софья, наконец, заметила собранные дорожные сундуки.　

— Да, — Марья кивнула и со вздохом произнесла: — мне тяжело здесь. Я поеду к себе в Ракитино.　

Софья переменилась в лице. Растерянное грустное выражение сменилось пренебрежительной усмешкой.　

— Видимо, ваши обещания ничего не стоят.　

— Я помню всё, что обещала вам, — Марья Филипповна подняла голову, с вызовом глядя в глаза золовки. — Я не стану пытаться увидеться с Ефимовским, к тому же в Ракитино встретиться с Андреем Петровичем мне будет несколько затруднительно. Он вернулся на службу и нынче пребывает в Петербурге.　

— Откуда вы узнали о том? — Софья потупилась.