Фатальное колесо

— Пусть он скажет, — теперь я смотрю в глаза прыщавому.

Тот неожиданно кашляет, подавившись дымом.

— Чего скажет?

— Пусть он скажет, — стараюсь говорить внятно, хотя собственный адреналин все же меня потряхивает, — пусть скажет, был расчет или нет.

— Какой расчет? Чего ты лепишь?

— Я тебя спрашивал у спортзала: «В расчете?». Ты сказал: «В расчете» и мы пожали руки. Пусть он скажет, был расчет или нет.

А вот тут уже все сложно!

Мальчишек хлебом не корми — дай поиграть в правила, понятия, законы. И не суть, что законы, порой, придумываются тут же, на месте. Всегда солиднее выглядит, когда ты с многозначительным видом изображаешь компетентность в этих вопросах.

Упорствую:

— Расчет был или нет?

— Был расчет, — бурчит наконец-то прыщавый.

— Руку убрал.

От моей наглости у «джинсового» округляются глаза:

— Ты ч-чего борзеешь?

— Раз кент ботает за расчет, не в мазу поцем кипешивать, — я рывком освобождаюсь от захвата, — Западло гнусом по жиле штырить.

Если честно, этот набор белиберды, похожий на блатной жаргон, я придумал заранее, просчитывая планируемое развитие хода событий. Даже стишок один вспомнил, который одно время метался по Интернету.

— Опа-опа, — делает «охотничью стойку» парень, приятными чертами лица, напоминающий девчонку, — Это что, по фене? Что значит?

Здесь они тоже — липнут как мухи на мед! Вот откуда у них такая тяга к блатной романтике? Исторические корни каторжных предков?

— Раз расчет был, конфликт исчерпан, — перевожу я, — негоже правила нарушать, господа хорошие!

— Завально! А еще скажи что-нибудь.

«Джинсовый» уже оттерт в сторону, причина толковища забыта. У мальчишек горят глаза как перед новой игрушкой.

— Да, пожалуйста:

Летит малява беспонтово,

Мотор порожняком гичкует,На стрелку нам в натуре снова,Но Бог не фраер — он банкует.

— А это чего значит? — ревниво бурчит «джинсовый», пытаясь набрать потерянные очки.

— А это значит:

Летит письмо — не жду ответа,И сердце попусту страдает.Свиданье нам… возможно ль это?Господь — владыка. Он решает.

Радостно ржут.

— Слышь, малой, а тебя как звать-то?…

Я поздравил себя с приобретением новых знакомых. Ведь неплохие в целом парни.

Пионеры…

Глава 5

— Да стой, ты! Подожди, я сам, — это отец.

Ну, как маленький, ей-Богу! Сидел, мучился, записывал через микрофон на допотопный «Брянск» музыку с телевизора. А я ему показал, как двумя медными проводками от телефонной «лапши» можно завести сигнал в магнитофон напрямую от звуковой платы не менее допотопного «Рекорда».

Теперь батя неуклюже тычет толстым паяльником в потроха раскуроченного телевизора, сопит и торопится — ведь «Песня-73» уже в разгаре, а ему так не терпится попробовать неожиданное ноу-хау. На маминой деревянной разделочной доске — куски канифоли, капли олова и черные подпалины. В другое время папе был бы капец, но мама очень любит Толкунову и терпеливо сносит наш вандализм.

Папа так разволновался, что даже не спросил, откуда я знаю про такие уловки. А мама пока просто собирает информацию, внимательно посматривая на меня и что-то себе на ус мотая.

Младший братишка крутится возле отца, усердно пытаясь хоть чем-то помочь семейному делу. Разумеется, всем мешает, наталкивается на папино порыкивание, всхлипом обозначает начало грандиозного рева, тут же о нем забывает, и снова продолжает суетиться. Чувствует, что внимание родителей несколько смещается в сторону от его особы. Эгоист растет!

— Мам, я схожу погуляю.

Мать отрывается от высмаркивания Васькиного носа и выдает по накатанной:

— Уроки сделал?

— Да, сразу же после школы.

— Показывай!

Я поплелся в другую комнату.

Когда возвращался, в голове забрезжила кое-какая идейка.

— Слушай, мам. Показать-то я, конечно, покажу. Только давай сделаем поинтереснее!

— Что ты еще придумал? — за последние сутки мать стала какой-то тревожно-подозрительной.

— Я предлагаю договор. Ты — больше не контролируешь мои домашние задания. Если я получаю в школе меньше четверки — договор расторгнут. Если ты захочешь проверить, а уроки не сделаны после четырех — договор расторгнут. Если ты проверяешь и находишь хоть одну ошибку — договор расторгнут. Если задаешь вопрос по программе, и я не могу ответить, или отвечаю не правильно — договор расторгнут. Идет?

Отец косится в нашу сторону в клубах канифольного дыма и озадаченно хмыкает. Мать хлопает глазами и неуверенно спрашивает:

— А зачем это?

— Ну, как, мам! Я же должен учиться самостоятельности. Должен быть ответственным, серьезным. И тебе голову своими уроками не забивать. Вон, Василий, до сих пор читать не умеет, учи лучше его. И, кстати, таблицу умножения я уже выучил. Сверх программы. Проверь.

— Трижды восемь, — говорит мать рассеянно.

— Двадцать четыре. А шестью семь — сорок два, а семью восемь — пятьдесят шесть. Ну что, мам, договорились?