Фатерлянд

Ким вскинул оружие и привел его в боевое положение. А потом нажал на гашетку. По стадиону прокатилось эхо от выстрела, и граната полетела к светящемуся табло. Через мгновение вниз посыпался дождь из стекла и пластика, в металлическую крышу ударил сноп искр и повалил серый дым. Болельщики застыли от ужаса, наконец осознав происходящее. Ким опустил гранатомет и шагнул к бородатому фанату.

— Ну что, пристрелить тебя? — сказал он, приставив к его лбу дуло пистолета.

Бородач издал что-то похожее на стон. На белых штанах проступило мокрое пятно.

— Марш на свое место! — скомандовал Ким.

Тот затряс головой, словно нашкодивший ребенок, и поспешил исполнить приказ.

4. «АН‑2»

2 апреля 2011 года

«Какого черта неприятности всегда случаются в субботу?» — подумал Каваи Хидеаки, узнав о захвате корейскими повстанцами стадиона в Фукуоке. В офисе Найтё по выходным и праздникам на случай какой-либо экстренной ситуации всегда оставались несколько сотрудников. У Каваи в этот день был выходной — он просто решил заскочить в контору и проверить свою электронную почту, так как до него дошла информация о том, что из Наквона и Майанг-До в сторону Японских островов вышло довольно крупное соединение северокорейских судов. Судя по спутниковым снимкам Минобороны США, суда были транспортными. Серьезных военных кораблей у северян было мало, да и те обычно держались ближе к берегам полуострова. К отплытию готовилось еще около сотни судов. Это было что-то новенькое. Каваи оперативно связался с резидентами в Южной Корее, Китае и США, но ничего толком не узнал. Он хотел уже ехать домой, но тут по национальному телевидению начали транслировать выпуск новостей. Корреспонденты сообщили, что стадион в Фукуоке захвачен вооруженной группой в разгар бейсбольного матча, открывающего сезон. Что это была за группа — японские экстремисты, организованный преступный синдикат или иностранные террористы — не сообщалось. Вскоре уже все телеканалы, прервав плановое вещание, переключились на Фукуоку. Прямой трансляции, понятно, не предполагалось, но на стадионе располагалось большое количество камер, способных передавать сигнал.

Едва только раздались слова: «Достопочтенные дамы и господа», — сердце Каваи упало. Ему, как заведующему Корейским отделом Найтё, стало ясно, что речь идет о группе из Северной Кореи. Тамошние работники Департамента госбезопасности и служащие Сил специального назначения изучали японский язык, но в своей речи употребляли книжные, архаические обороты. Когда за «достопочтенными дамами и господами» последовало «доброго вечера всем, кто собрался сегодня на этом стадионе», среди собравшихся у телевизора сотрудников Найтё послышались смешки. Но когда этот клоун назвал свое имя и объявил, что он — командир корпуса повстанцев, а ранее служил в войсках спецназа Народной армии КНДР, в помещении моментально наступила тишина. Сотрудники бросились к своим компьютерам и телефонам, не отрывая при этом взгляда от телевизора. Новость ошеломила всех, но никто еще не осознал полностью масштаб бедствия, и поэтому на лицах читалось скорее удивление нежели страх.

Каваи схватил телефон и связался с руководством разведки Южной Кореи. Там уже началась настоящая паника. Каваи засыпали вопросами, что в данной ситуации собирается предпринять японское правительство. Сам он надеялся узнать, кто такой Хан Сон Чин и что это за «повстанческая группа». Но главным был другой вопрос:

— Они уже выставили свои требования?

Ему перечислили пункты: никакой полиции в радиусе пяти километров, никакой техники, на два часа отключить систему противовоздушной обороны в районе Кюсю, недопущение активности авиации Сил самообороны. После некоторого молчания собеседник добавил, что в случае невыполнения требований на стадионе будут расстреляны пятьдесят заложников.

«Кто же, черт подери, — задумался Каваи, — займется этим в правительстве?» Секретарь кабинета[17] убыл в свой избирательный округ для подготовки выборов, назначенных на начало лета. Три его заместителя находились в Токио, но где их искать? Каваи спросил собеседника, что тому известно о «повстанцах» и кто их лидер. Ему ответили, что Комитет государственной безопасности Северной Кореи уже заявил через посольство в Пекине, что вооруженная группа северокорейских офицеров-повстанцев действует от своего имени, без согласования с руководством КНДР и Народной армии. Хан Сон Чин служил в Восьмом корпусе, полковник, 39 лет.

Голова у Каваи шла кругом. Почему корейцы так быстро откликнулись? Раньше, когда случался какой-то инцидент, например связанный с нарушением территориальных вод, КНДР выступала с официальными заявлениями лишь спустя несколько дней после случившегося.

— Вам ни в коем случае не следует выполнять требования террористов! — сердито кричал голос в трубке. — Требования Северной Кореи нельзя удовлетворять, даже если придется пожертвовать жизнями людей на стадионе!