Он улыбнулся, замедляя бег своих сильных пальцев по петлицам мундира. Память настойчиво бросала его с головой в ночную прохладу снежно-белых простыней, где поцелуями они пили друг друга, переливая страсть, где прикосновения были желанно-долгими… Где он внимал биению ее наготы, а она горячо прислушивалась к пульсу его жизни, бессильно и бессознательно уронив в кружева свои руки, словно срезанные цветы…
- Я не помешала? - леди Аманда Филлмор, в струящихся черных одеждах, подошла к креслу с золочеными ножками и подлокотниками в виде львиных лап. Движения были грациозны, с тягучей ленцой.
Ее прекрасное лицо путали тяжелые пряди неуложенных светлых волос. Черное шло ей не менее алого и голубого. В нем она казалась еще более утонченной, чем в ярких нарядах, которые имела обыкновение носить.
- Нет, дорогая! Просто спешу. Увы, к двенадцати меня ожидает граф,- Алексей ловко покончил с последней пуговицей, привычно пристегнул шпагу и порывисто подошел к ней.- Я обязан…
- Обязан? - глаза с томной поволокой вспыхнули обидой.- Ну вот, теперь я вижу, что точно помешала. Вы «спешите», князь.
Офицер развел руками.
- Ты опять сердишься, ma chиre?9
- Я никогда не сержусь. И заметьте, князь,- леди печально вздохнула,- у меня королевское терпение.
И сама, без горничной, взялась расчесывать гребнем волосы.
- Вот так и кончается все,- задумчиво глядя в зеркало, где отражалась его статная фигура, она закрыла рот блестящей прядью. Обнаженные плечи слегка вздрагивали.
- Кроме вас! - Осоргин припал на одно колено, склонил голову и поцеловал ее руку.- Ты согласна со мной, Аманда? Не молчи. Ведь правда, мы еще будем вместе?
Она нежно провела пальцами по густой шапке его волос.
- Выпей со мной,- не дожидаясь ответа, леди Филл-мор наполнила токайским узкие фужеры и протянула один капитану.
Тот нервно взглянул на часы: стрелки молчаливо грозили уже одиннадцатью. «Черт с ним, полчаса еще есть, успею».
Аманда подняла высокий фужер:
- За тебя!
- За нас!
Брызнул хрустальный звон. Князь залпом выпил вино.
- Значит, все-таки покидаешь меня?
- Дела исключительной важности… Я должен буду… - спохватившись, он прикусил язык.
- Боже! Ты такой возбужденный бываешь, только ко-гда крупно выигрываешь. Отпусти,- она высвободила руку из его ладони, отставила фужер.- Ты пугаешь меня. Я хочу знать правду. Что случилось? Почему так неожиданно и такая спешка?..
Лицо англичанки напряглось, тонкие ноздри затрепетали.
Он, все еще на коленях, упрямо молчал, любуясь изящной линией талии, длинными скрещенными ногами, очертания которых явственно угадывались под шелком пеньюара.
- Алеша, прошу тебя!.. - влажные глаза смотрели на князя. В них читались и молитвенное обожание, и такая земная любовь к этому блестящему морскому офицеру, баловню судьбы, пред которым в столице, да и в Москве, открывались многие двери…
- Что ты все время молчишь? О чем думаешь? -она вдруг погасла.
Осоргин был неподвижен и строг.
- Я хотел давно поговорить с тобой,- он поднялся с колен, одернув китель.- Но это трудно… Аманда, ты просто должна доверять мне, понимаешь?
- А почему ты не доверяешь мне? - щеки леди тронул румянец, на длинных черных ресницах заросились слезы.-Я знаю, что люблю тебя, знаю, что ради тебя даже готова стать православной, но не знаю, кто ты?! Что ты? Почему всё держишь в секрете? Скажи правду…
- Даже если бы она разлучила нас?
- Это так? - белые пальцы поймали его руку.
Алексей не отнимал ее.
- Нет. Но может ли человек загадывать? - он покачал головой.
- Только Господь ведает, что уготовила нам судьба.
Часы с вкрадчивой мягкостью напомнили о времени. Князь дернул плечом, как от мухи, но тотчас встал с канапе, играя золотом эполет.
Она поднялась следом, на щеках ярче зарделись алые пятна, губы покорно приоткрылись.
Алексей осыпал поцелуями ее глаза, лоб, щеки, губы и шею, а когда, наконец, оторвался, Аманда едва стояла на ногах. Он тоже прерывисто дышал, но, посмотрев в лицо любимой, одарил ее светлой улыбкой и твердо сказал:
- До встречи.
* * *
До кареты, ожидавшей у парадной дома Нессельроде, князя Осоргина проводил «аршин проглотивший» лакей. В белых чулках и златой ливрее, пестро, до рези в глазах расшитой галунами, он источал английскую непробиваемость чопорно поджатых губ и самомнение сонных глаз.
Алексей, с бобровой шубой внакидку, опустился на мягкую седушку.
По глазам заморского холопа, который натирал его взглядом, что щетка паркет, офицер подумал: «Этот жук знает, почем фунт лиха! Ишь, как смотрит на шубу - не иначе по чинам раскладывает, подлец! Холоп - он и в Англии холоп!»
И то верно, шубы «чины имели». Ежели с крупной сединой мех - для тайных советников да полных генералов. Где бобрового серебра толику поменьше - тот для действительных статских и генерал-майоров. «Ну а уж где крохи, как у меня, либо совсем без седого блеску,- то статским советникам и старшим офицерам. Ни енота, ни даже спелую лису этот басурман и в грош, поди, не ставит - привык, видать, дело иметь со зверьем покрупнее».
- Вам записка… - в карете пахнуло дорогими, милыми сердцу духами. Алексей сунул розовый конверт в перчатку.