Фаворит

– Если б я любил насилие, я бы послал вам на прошлой неделе гораздо более резкое предупреждение. И я даю вам еще один шанс, чтобы показать, как мне не хочется причинять вам зло. Занимайтесь своими делами и перестаньте задавать глупые вопросы. Вот и все. Просто перестаньте расспрашивать, и с вами ничего не случится. – Наступила пауза, затем голос продолжал, и в нем впервые появился оттенок угрозы:

– Конечно, если я увижу, что насилие абсолютно необходимо, я найму кого-нибудь, чтобы применить его. Я надеюсь, вы меня понимаете, мистер Йорк?

– Да, – сказал я опять. Я подумал, о Сынке, о его скверной улыбке и о его ноже.

– Хорошо, тогда это все. Я рассчитываю, что вы будете благоразумны. До свидания, мистер Йорк. – Раздался щелчок, это он положил трубку.

Я тут же вызвал телефонистку и спросил, может ли она сказать, откуда мне сейчас звонили.

– Подождите минутку, пожалуйста, – сказала она. У нее были явно увеличены аденоиды. – Соединяли через Лондон, но дальше я проследить не смогла. Очень сожалею.

– Ну ничего. Большое спасибо.

– Не стоит, право, – сказали аденоиды. Я положил трубку и вернулся к столу.

– Кто это? – спросил Генри, густо намазывая варенье на гренок.

– Один человек по поводу собаки, – сказал я.

– Иными словами, – сказала Полли, – не задавайте ненужных вопросов и не будете получать дурацких ответов.

Генри скорчил ей гримасу и глубоко вонзил зубы в гренок. Варенье потекло на подбородок, и он слизнул его.

– Генри всегда нужно знать, кто звонит, – сказал Уильям.

– Вот так, дорогой, – сказала Сцилла, стирая яичный желток с его фуфайки. – Надо есть над тарелкой, Уильям. – Она поцеловала его в белокурую макушку. Я передал Джоан мою чашку, прося еще кофе. Генри сказал:

– Аллан, ты возьмешь нас выпить чаю в Челтенхэме? И нам дадут там эти липкие кремовые штуки, как в прошлый раз, и мороженое с содовой водой, и кедровые орешки на обратный путь?

– Да, да, – с восторгом поддержал Уильям.

– Я бы с удовольствием, – сказал я, – но сегодня не получится. Как-нибудь в другой раз. – На сегодня я был приглашен к Кэт. Я собирался провести там конец недели, а в понедельник заехать в свою контору.

Увидев разочарованные детские лица, я объяснил:

– Сегодня я еду в гости к моему другу и вернусь не раньше чем в понедельник вечером.

– Скучища, – сказал Генри.

«Лотос» поглощал мили между Котсуолдом и Суссексом, мурлыча, как сытый кот. Я покрыл пятьдесят миль хорошей дороги между Сайрекчестером и Ньюберри за пятьдесят три минуты, и не потому, что спешил, а просто от удовольствия вести машину на той скорости, для которой она была предназначена. И я ехал к Кэт. Между прочим.

Но после, Ньюберри пришлось, ползти и даже торчать на месте. Тогда я повернул напрямик к Байсингстоку, мимо американской воздушной базы в Гринхэм-Коммон, вильнул по кривой улице деревушки Кингсклир я поехал усыпительно медленно, лишь иногда увеличивая скорость выше шестидесяти.

Кэт жила в Суссексе, примерно в четырех милях от Берджес-Хилла.

Я добрался туда в двадцать минут второго, нашел дорогу к станции и поставил машину в углу, позади большого, стреляющего выхлопами грузовика. Я пошел в кассу и купил обратный билет до Брайтона. Я не хотел производить разведку в Брайтоне на своей машине: один раз меня узнали по моему «лотосу», нарвался на неприятность, хватит, больше я не решался лезть на глаза Чубчику, Сынку, Берту и компании.

Переезд занял шестнадцать минут. В поезде я спрашивал себя по крайней мере в сотый раз, какое именно неосторожное замечание привело меня в это осиное гнездо, в этот лошадиный фургон. Кого я встревожил, заявив, что не только знаю о проволоке, но и собираюсь найти, кто ее натянул там? Я видел только два ответа, и один из них мне очень не нравился.

Я вспомнил, как сказал Клиффорду Тюдору, что в случае с Биллом мне еще не все ясно. Это было равносильно прямому заявлению, что падение Билла не было случайностью и что я собираюсь что-то предпринимать по этому поводу.

Но кроме Тюдора, я прямо сказал об этом только Кэт. Только Кэт. Только Кэт. Только Кэт. Колеса поезда подхватили этот рефрен и без конца повторяли его, дразня меня.

Ну что ж, я не брал с нее слово хранить секрет, я не видел в этом никакой необходимости. Она могла рассказать половине жителей Англии о том, что я ей сообщил. Но времени для этого у нее было слишком мало. Мы распрощались с ней в Лондоне уже за полночь, а семнадцать часов спустя меня поджидал лошадиный фургон.

Поезд замедлил ход, подъезжая к Брайтону. Я вышел на платформу в общем потоке пассажиров, но, когда проходили через зал ожидания, поотстал. На вокзальной площади было около дюжины такси, возле каждого стояли шоферы в надежде заполучить седоков. Я внимательно рассматривал их лица.

Ни одного знакомого. Никого из них не было тогда в Пламптоне.

Не теряя надежды, я нашел удобный уголок, откуда мне были хорошо видны все прибывающие машины, и принялся ждать, решительно игнорируя сквозняк, обдувавший мне затылок. Такси приходили и уходили, привозя и увозя пассажиров, хлопотливые, как пчелы. Лондонские поезда привлекали их как мед.