Фаворит

– Если вы смеетесь надо мной, я просто сверну вам шею. На следующей же неделе, – пообещал я.

– Я не смеюсь, – возразил Лодж, стараясь сохранить серьезное выражение, в то время как ноздри у него так и дрожали.

– Это совсем не смешно, – произнес я выразительно.

– Конечно.

Я, нахмурившись, посмотрел на него.

Мой отец, сидевший в глубоком кресле у огня, сказал, взглянув на меня поверх газеты:

– Мне кажется, тебе нужен хороший стаканчик бренди.

– Еще только половина одиннадцатого. – Я был зол как черт.

– Несчастные случаи происходят в любое время дня, – изрек отец, – а тут, похоже, назревает именно такая ситуация.

Он открыл угловой буфет, в котором Сцилла держала спиртное, налил мне одну треть бокала коньяку и добавил содовой. Я заныл, что это слишком рано, слишком крепко и вообще ни к чему.

Отец протянул мне бокал.

– Выпей и перестань стонать, – потребовал он.

Разозлившись, я сделал большой глоток. Коньяк был крепким и жгучим, он обжег мне горло. Я процедил второй глоток сквозь зубы, чуть разбавленный спирт пощипывал десны, и когда я проглотил его, то почувствовал, как он горячо разлился по пустому желудку.

– Ты завтракал? – спросил отец.

– Нет, – ответил я.

Я сделал глоток поменьше. Коньяк действовал быстро, унося дурное настроение, и через минуту-другую я почувствовал себя довольно сносно. Лодж и отец пристально наблюдали за мной, словно я был подопытным животным, подвергнутым эксперименту.

– Ну ладно, – пробурчал я, – мне лучше. – Я взял сигарету из серебряной шкатулки на столе, прикурил и заметил, что солнце светит.

– Вот и хорошо. – Отец снова сел в кресло.

Не было нужды представлять их друг другу: похоже, они познакомились, пока ждали меня. Видимо, Лодж рассказал отцу и о моем приключении в лошадином фургоне возле Мейденхеда – деталь, которую я опустил в письмах. Я счел это предательством самого низкого пошиба, я так и заявил Лоджу. Еще я рассказал им, как мы с Кэт выследили фургон и как эта линия расследования зашла в тупик.

Я переместился на подоконник, подставив спину солнцу. Сцилла подрезала цветы в саду, я помахал ей рукой.

Лодж, который на этот раз был не в форме, а в сером фланелевом костюме, открыл портфель, лежавший на столе, и вытащил из него несколько бумаг. Он сел за стол, разложил их и сказал:

– Мистер Грегори позвонил мне в полицейский участок утром после вашего падения в Бристоле.

– За каким чертом ему это понадобилось? – спросил я.

– Вы его просили об этом, – ответил Лодж. Он помедлил, а затем продолжил: – Я понял из слов вашего отца, что у вас был… мм… провал в памяти.

– Да. Я восстановил большую часть того дня в Бристоле, но не помню ни то, как вышел из весовой, чтобы сесть на Палиндрома, ни как скакал, ни как свалился. Последнее, что осталось в памяти, – Сэнди под дождем. Почему я просил Пита позвонить вам, если упаду?

– Очевидно, вы не исключали такой возможности. Так что я в неофициальном порядке расследовал обстоятельства вашего падения. – Он внезапно улыбнулся. – Я теперь трачу на вас все свободное время. И чего я с вами вожусь, не знаю.

Я подумал, что он просто пристрастился к своей работе, как пропойца к вину. Он уже не мог без нее.

Инспектор продолжал:

– Я поехал в конюшни Грегори и осмотрел Палиндрома. У него отчетливый рубец спереди, знаете, на двух таких мягких выступах…

– На груди, – пробормотал я.

– Да, на груди. И я догадываюсь о его происхождении.

– О нет! – воскликнул я.

– Я опросил служителей у препятствий, – сказал он. – Один из них новенький, и никто его не знает. Он назвался Томом Батлером, дал вымышленный адрес и сам вызвался стоять у самого дальнего препятствия, там, где вы упали. Та же история, что в Мейденхеде, если не считать того, что Том Батлер, как все, явился получить свои деньги. Я попросил показать мне это препятствие и на обоих столбах барьера нашел желобки на высоте шести футов и шести дюймов над землей.

Наступило короткое молчание.

– Так-так-так, – пробормотал я без всякого выражения. – Похоже, я оказался счастливее Билла.

– Я просил бы вас припомнить все, что можете. Ну хоть что-нибудь. Почему вам пришла в голову мысль, что вы упадете?

– Не знаю.

– Это было в паддоке, перед тем как вы сели в седло… – Он наклонился вперед, его темные глаза впились в мое лицо, побуждая оживить мою поврежденную память. Но я ничего не помнил, я чувствовал себя страшно усталым, и сосредоточиться было выше моих сил.

Я смотрел на мирный весенний сад за окном. Сцилла держала охапку золотистых цветов, ослепительно-желтых на фоне ее голубого платья.

– Не могу, – заявил я решительно. – Может быть, это всплывет само, когда перестанет так болеть голова.

Лодж вздохнул и откинулся в кресле.

– Ну хоть то, что вы обращались ко мне из Брайтона с просьбой уточнить для вас кое-какие детали, хоть это вы помните? – спросил он с горечью.

– Да, это я помню, – сказал я. – Ну и как успехи?

– Неважно. Фактического владельца фирмы «Такси Маркони» установить не удалось. Сразу после войны ее купил один делец по имени Клиффорд Тюдор…

– Что?! – воскликнул я, пораженный.