Фаворит богов

За окнами сгущались сумерки. Близилась ранняя осенняя ночь. В зале, просторном и ярко озарённом множеством факелов, не было никого, кроме Тиберия и молчаливого раба. Это помещение располагалось на первом этаже, возле вестибюля. Иногда Тиберий приходил сюда, чтобы побыть в одиночестве. Поигрывая тонкими, унизанными золотыми перстями пальцами, сейчас он думал о своей судьбе и о судьбах государства.

До его слуха долетел звук приближающихся шагов. Подняв голову, он увидел вошедшую Ливию.

   — Я с трудом нашла тебя, сын мой, — сказала она, и её голос эхом отразился от стен зала.

   — Зачем я тебе понадобился? — равнодушно спросил Тиберий.

Она усмехнулась и сделала к нему несколько шагов. В её больших глазах горело нескрываемое торжество.

   — Мы победили, сын мой! Фортуна на нашей стороне!

   — Неужели? Откуда такие любопытные сведения?

Опустившись у ног Тиберия, Ливия взяла его за руку и загадочно улыбнулась.

   — Германик погиб, — шепнула она. — Наместник Сирии и его жена выполнили наш приказ. Теперь тебе нечего бояться.

   — Твои вести опоздали, матушка, — сказал Тиберий. — Пизон уже сообщил, что ему удалось отравить Германика. Он пытался выставить себя в моих глазах героем, приписать себе заслугу, что он избавил Рим от опасного смутьяна.

   — Ко мне нынче вернулась Планцина, — проговорила Ливия, взяв сына за руку. — Из её уст я услышала о том, как ей и Пизону удалось расправиться с твоим врагом.

   — Я не считаю Германика врагом! Для меня он всего лишь был опасным противником, — возразил Тиберий резко.

   — Тем не менее мы избавились от него...

   — И ты рада этому?

   — Да. А разве ты не рад?

   — М-м-м... Рад, ибо больше моей власти ничто не угрожает. Но то, что нам пришлось убить родственника, мне не слишком нравится. Впрочем, бывает, что обстоятельства заставляют нас забыть о родственниках. Как ты теперь намерена поступить с Планциной? Ведь не исключено, что римляне начнут требовать расправы над ней.

   — Я обещала Планцине, что возьму её под свою защиту, и не намерена уклоняться от обещания, — ответила Ливия. — Что же до её мужа, то ты сам должен решить его судьбу.

   — Тут нечего решать, — сказал Тиберий безразличным тоном. — Если римляне будут требовать суда над ним, я велю его судить. В поддержке я ему тоже откажу. Пусть не рассчитывает на меня. Я превращусь в наблюдателя и сделаю вид, что не имею отношения к гибели Германика. Ведь у Пизона были собственные причины ненавидеть генерала. В Афинах Пизон во всеуслышание поносил Германика, и, хотя позже они примирились, не изменил к нему отношения. Когда Германик вернулся из Александрии, все его приказы сирийским войскам Пизон велел отменить.

   — Но ведь это ты убедил Пизона держать речь перед жителями Афин и оскорблять Германика!

   — Об этом никто не знает, матушка. Даже если Пизон и будет обвинять меня, ему никто не поверит. А если и поверит, то какие против меня есть доказательства?! — и Тиберий пожал плечами.

Удивлённая и восхищенная его хладнокровием, Ливия выпрямилась в полный рост. Её сын был истинным интриганом. Сдержанным и жестоким. Именно такой всегда хотела быть и сама Ливия.

   — Слухи всё равно будут ходить про нас самые нелестные, — вздохнула она.

   — Пусть так. Главное, у людей нет доказательств нашей вины. Пизон предстанет перед судом. Это моё решение.

В зале появился раб, объявивший, что к Августу прибыл астролог Фрасилл. Велев привести его, Тиберий вновь повернулся к своей матери:

   — Оставь меня сейчас, — молвил он. — Я желаю говорить с Фрасиллом наедине.

   — Конечно, — склонила голову Ливия и покинула зал, пряча за внешним хладнокровием собственное ликование по поводу устранения Германика.

А Тиберий тем временем, подозвав Фрасилла, предложил ему сесть возле себя на скамейку и, посмотрев в окно, сказал:

   — Звёздное небо, друг Фрасилл... сколько невероятного оно скрывает! Сколько человеческих судеб зашифровано в сплетении небесных тел! Но вы, астрологи, сумели научиться читать по звёздам грядущее. Я склонен считать вашу науку самой непонятной для человечества, но вместе с тем самой необходимой.

   — Мне лестно слышать, что кесарь столь высоко ценит нашу науку, — молвил Фрасилл, опустившись на скамейку возле Тиберия.

Кесарь лишь пожал плечами:

   — Я не религиозен, Фрасилл. Но в астрологию верю. Скажи, что предрекают мне звёзды в ближайшем будущем?

   — Догадываясь о том, что вас это заинтересует, я составил очередной гороскоп, — ответил звездочёт и достал из сумы, висящей на плече, какие-то свитки. — Боюсь, что мои предсказания способны вас взволновать, государь.

   — Говори. Твои предостережения ещё больше воспламеняют мой интерес.

Кивнув Тиберию, Фрасилл сверил две карты звёздного неба.

   — Помните, государь, несколько лет назад я предрекал, что вам следует остерегаться воина, который причинит вам и всему государству много бедствий? — молвил он.

   — Да.

   — Так вот, государь, сей воин уже появился рядом с вами. Вы не сумели опознать его в числе приближённых.

Брови Тиберия сдвинулись к тонкой переносице.

   — И он до сих пор рядом со мной, Фрасилл?

   — Увы. До сих пор, — вздохнул астролог.