Фаворит и узник

Тогда впервые в жизни я почувствовал, как сильно может болеть сердце. Трудно было скрывать от друзей опустошающее и в чем-то схожее с тюремным заключением чувство безысходности».

Пройдет немного времени, и он утвердится во мнении, что каждый новый мир — это возможность. Второй шанс на осуществление мечты. А ведь его главным профессиональным стержнем был лозунг: «Ни минуты без умственной работы во имя безопасности страны». В этом новом мире он почувствовал, что сумеет развернуться в нужном для государства направлении.

Стал размышлять. В голову приходили мысли и свои, и чужие. Он понимал, что лучшая месть — это забвение того, кто мстит, оно похоронит врага. А что счастье? Оно капризно и непредсказуемо, как бабочка: когда ты пытаешься его поймать, оно ускользает от тебя, но стоит отвлечься, и оно само спустится прямо в твои ладони и скажет понятным языком: бери меня и иди со мной по жизни. Он не пытался искать тех, кто ему мстит, считая это пустой затеей, потому что не знал, что такое мстительность.

Евгений Петрович понимал, что его опорой должны быть в этот нерадостный час родственники и близкие друзья. Те, кто остывал к нему, это уже были неблизкие, мнимые, ненадежные люди. Они выпадали из обоймы под названием «друзья», потому что держали нос по ветру. Скольких таких он встречал на своем пути, когда принимал за доброту — эгоизм, за дружбу — привязанность.

«Но мягкотелого интеллигента из меня не получится, — рассуждал Евгений Петрович, — я должен найти себя. Впереди еще может быть, дай Бог, добрая половина жизни. Нет — это много. Во всяком случае на три десятка лет рассчитываю. Здоровье позволяет делать такие прогнозы. Память есть, мысли живучи, ноги ходят, планы роятся включиться в родную стихию, ее надо только найти».

Торгово-промышленная палата СССР и «Фирма»

Нужда есть меньший позор, чем глупость.

Томас Гоббс

Время соткано из неожиданностей и парадоксов. Пришел час сравнительно молодого чекиста стать пенсионером. Этот период совпал с приходом руководителем КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова. Евгений Петрович Питовранов после увольнения не скис, не поник в желании трудиться на благо Родины. Понимал: пенсия не зарплата. Нуждался в чем-то — да! На плечах все же многодетная семья. Но такое состояние он считал явлением непозорным — пенсию заработал честным трудом.

Глупостей, а тем более преступлений не совершал, никого не предавал и не продавал, никого не обидел, за исключением немецкой агентуры, завербованной из числа советских военнопленных. Он имел в виду тех, кто при попадании на нашу территорию, в тыл РККА, не пришли в органы госбезопасности с повинной. Поэтому они были предателями Отчизны и ее народа. Они спускались с небес на парашютах, выпрыгнув из вражеских самолетов, или пешкодралом воровски преодолевали тайно линию фронта для того, чтобы шпионить и убивать соотечественников, подрывая в прямом и переносном смысле наши производственные мощности, склады вооружения, воинские эшелоны, партийных и советских руководителей.

Они стреляли в него, и он им отвечал тем же и в годы Большой войны, и на войне после войны в борьбе с бандитами разного происхождения от бандеровцев на Западной Украине и до «лесных братьев» в Прибалтике.

В нем ни на грамм не было той каратаевщины, того кротко-незлобивого отношения к конкретному злу, о которой когда-то писал Л.Н. Толстой в романе «Война и мир». В отставнике бурлила энергия искать, придумывать новые формы работы во благо разведки и контрразведки советского государства. У него всегда жили интересные идеи совершенствования негласной работы как в разведке, так и в контрразведке. Это был действительно кладезь оперативного ума.

И когда Евгений Петрович, находясь в самом расцвете сил и возможностей, оказался практически не у дел, настоящие друзья не отвернулись, не покинули его. Это были люди военной и послевоенной закалки. В числе наиболее близких друзей, обретенных Евгением Петровичем в годы службы в системе госбезопасности и оказавших ему самую действенную помощь в трудную годину внезапного увольнения, был генерал-лейтенант Борис Семенович Иванов.

Их судьбы неоднократно переплетались. Они были почти одногодки: Питовранов родился в 1915 году, Иванов — в 1916-м. Так получалось по жизни, что в тягостные минуты они были рядом, оказывая не только знаки внимания, но и конкретно помогая друг другу в решении служебных вопросов. Они оба понимали одну непреложную истину: настоящий друг тот, кто может, как на духу, поведать обо всех своих бедах, но не делает этого. Беды друг у друга Питовранов и Иванов познавали интуитивно, по наитию и подсказке внутреннего голоса. Разница в званиях, должностях, погонах не имела никакого значения. Это и есть квинтэссенция понятия дружбы.