– Ну да, – повторил герцог. – Мой стояк требует внимания, уважения и ласки, – Анри схватился за сборки штанов спереди, обозначив предмет разговора. – Я едва дошел – хорошо, что ваш слуга немного охладил мой пыл ушатом воды.
Арман замялся.
– Не волнуйтесь о деньгах. Я пригласил – я угощаю, – этим замечанием Анри развеял все сомнения маркиза.
Принимая плащ у поджавшего губы Дебурне, Арман заметил:
– Я не на войну ухожу.
– Стрелы Венеры ранят не менее сильно, чем стрелы Марса, – изрек слуга, торопливо крестя спину хозяина.
Глава 7. Галантные дамы (ноябрь 1602, 17 лет)
– Вы пеши? – удивился Арман, обнаружив внизу у входной двери лишь слугу в цветах Ногаре – и полное отсутствие лошадей.
– Я же не могу прийти к дамам, источая запах конского пота, – пожал плечами Анри. Приглядевшись к другу, он спросил: – А вы когда-нибудь были с дамой?
– С дамой – нет, – вывернулся Арман, но Анри совершенно удовлетворился ответом.
– Конечно же, в поселянках есть своя прелесть, но галантные дамы – это ни с чем не сравнимое удовольствие, дружище! Увидите сами: брюнетку зовут Маргарита, а блондинку – Луиза. Предлагаю вам начать с Маргариты, а там – как пойдет. Вы согласны, маркиз?
– Конечно! – легко улыбнулся Арман, не подавая виду, насколько ему не по себе.
– Это недалеко, на улице Кающихся грешников – подходящее название для жилища куртизанок, не так ли? Я так не смеялся с той поры, как узнал о предательстве Бирона, – заговорил Анри немного погодя. – На двух стульях тяжело сидеть даже королевским задом. Католики не могут простить королю прошлого, а гугеноты – настоящего. Предательство Бирона* – тому лучший пример.
– Предатели достойны смерти, – нахмурился его собеседник. Отец казненного преступника приходился Арману крёстным. Так что каждое напоминание о казни Шарля Бирона заставляло его внутренне сжиматься. – Говорят, в сговоре с Бироном была Генриетта д’Антраг – любовница короля.
– И Шарль де Валуа – бастард Карла Девятого, ее единоутробный братец. Шарля Генриетта отмолила ночью в спальне, а за беднягу Бирона раздвигать ножки было некому, вот голова его и полетела с плеч, – заметил Анри. – Право, жаль, он хороший полководец. Савойю разделал под орех, только пух да перья летели.
– Это прекрасное завершение Вервенского мира, – согласился Арман. – Мир с Испанией нужен как воздух.
– Вы в самом деле так думаете? – вытаращился на него Анри. – Без войны – такая скука! С Испанией мир, с Савойей мир, с проклятыми гугенотами – мир! Даже с иезуитами наш король поладил. Я лично надеюсь, что мне будет где разгуляться, когда я закончу академию. Может, испанский король опять нападет? Или итальянцы, как при Франциске? А вы, маркиз? Вы же собираетесь в армию, если не ошибаюсь?
– Я надеюсь, с Божией милостью, получить патент лейтенанта инфантерии, – заметил маркиз.
– Только-то? Я надеюсь получить как минимум полк и как максимум – армию, – расхохотался Анри, встряхивая кудрями. – Присоединяйтесь ко мне, будем воевать вместе!
Арман не успел ответить, потому что из окна второго этажа показалась самая красивая из виденных им дама – c очень белым лицом и очень темными волосами, небрежно заколотыми жемчужным аграфом – и радостно улыбнулась, блеснув жемчужными же зубками:
– Герцог, мы счастливы, что вы и ваш спутник пожаловали в нашу скромную обитель… Луиза, у нас гости!
Тщательно подавляемый трепет мешал маркизу как следует оглядеться, так что первые минуты остались у него в памяти какой-то россыпью зеркальных осколков, отражавших то улыбку на пунцовых губах Маргариты и ее глубокое декольте, то малиновый блик от бокала бургундского, играющий на лице Анри, то красный шелк на стенах, то лютню палисандрового дерева в руках Луизы, то гравюру с соитием Геркулеса и Деяниры…
– Маркиз, сделайте же со мной то, что Ахилл – со своей дамой, – Маргарита положила его руку себе на бедро, и он стиснул скрипящий шелк, едва не оторвав подол.
– Это Геракл. Он в шкуре Немейского льва – вон хвост, – пробормотал Арман машинально.
– О, маркиз, простите мне мое невежество… – округлила глаза дама. – Сейчас найдем и Ахилла.
Она принялась листать альбом с гравюрами настолько вольного содержания, что Арман почувствовал, что ему совершенно неважно, Геракл там, Ахилл или Папа Римский – так налился тяжестью пах, взывая к ласкам.