Фаворитка

Что до сближения… Признаться, эти два месяца свое дело сделали. А еще то, что у меня попросту не было ни времени, ни повода, чтобы предаваться унынию. Не скажу, что начала тосковать по своему ветреному любовнику, но вспоминала его уже без той острой боли, мучавшей меня в первое время после вскрытия его измены, и не было того тягостного состояния, в котором я пребывала первый месяц. Все-таки магистр Элькос был прав – время врачевало нанесенную мне рану. Да и прошло уже три месяца, первый и самый тяжелый из которых я прожила в нашем поместье, а последующие два в своем графстве. Так что, да, я была, пожалуй, готова к новой встрече с королем. Не к близости и не к поцелуям, но к общению. Разве что сожалела об ускользающей свободе – она была мне дорога. Обратно на стену под булавку я не хотела… только как избежать этого без последствий не знала. Но не будем о печальном.

Итак, мы с батюшкой и Элдером готовились к выезду. Лошади уже были впряжены в карету, гвардейцы – весь десяток, забрались в седла и ожидали, когда мы тронемся в путь. Матушка, неутомимая в своей заботе, хлопотала возле экипажа, по десятому разу поучая мою Тальму, лакеев и кучера, как надобно везти господ, как обслуживать и как оберегать. Заодно досталось и всем нам. Батюшке напомнили о его обязанностях родителя, мне о дочернем послушании и важности соблюдения этикета, графу Гендрику было велено присматривать за нами обоими, что он и обещался сделать.

 Батюшка, привычный к подобным монологам, имел непроницаемый вид. Я попросту расцеловала родительницу в щеки и поспешила скрыться в карете, заодно утянув за собой и мою камеристку. Кучер поцеловал оберег, поклявшись перед Богами везти мою светлость без всякого безрассудства, а лакеи заученно повторяли:

— Будет исполнено, ваша милость.

Наконец, батюшка, решив, что речей достаточно, прервал матушкины словоизлияния и напутствия кратким:

— Довольно. Мы не в другую страну едем.

— Все-таки вы совершенно бесчувственны, — пожаловалась баронесса Тенерис.

— Зато внимателен, драгоценная моя, — парировал родитель. — Вы были услышаны, можете не сомневаться. А теперь подойдите и обнимите вашего супруга, иначе все четыре дня мы проведем, продолжая слушать ваши напутствия.

— О-о, — всплеснула руками ее милость, но спорить не осмелилась и направилась к мужу.

А вскоре мы покинули имение, кажется, все вздохнув с облегчением. Уж слишком затянулось прощание, будто мы и вправду покидали родное королевство лет на десять. Чета Гендрик сделали это много быстрей. Элдер поцеловал жену, после сыновей, получил благословение Амберли и отошел к коню, на котором собирался выехать. Всё остальное время ее сиятельство ожидала, когда ее названная мать закончит терзать своими переживаниями семнадцать человек – именно столько нас выехало за ворота.

— Уф, — выдохнула Тальма. — Ну и неутомима же ваша матушка, госпожа.

— Ее милость обладает большой душой и неисчерпаемым запасом поучений, — улыбнулась я. — Но всё это от того, что она любит нас и беспокоится о благополучии дорогих ей людей.

— Это уж точно, — важно кивнула служанка.

Я усмехнулась и взглянула в окошко. Впрочем, сейчас мои мысли умчались на несколько дней назад. Это был вечер. Мы вернулись из Дира и, переодевшись с дороги и поужинав, перебрались на открытую веранду. Малышей Амберли уже уложили спать, и их матушка, получив передышку, присоединилась к нам, а с ней вместе и баронесса Тенерис.

Сестрица и матушка некоторое время слушали, как мы с батюшкой и Элдером обсуждаем нашу инспекцию, и, наконец, ее милость не выдержала и возмутилась:

— Сколько же можно говорить о делах? Днем мы вас не видим, потому что вы ими заняты, вечером – обсуждаете, а между тем мы с ее сиятельством скучаем по вас и желаем вашего внимания. Что скажете, дитя мое? — обратилась баронесса к Амбер.

— Совершенно с вами согласна, тетушка, — с улыбкой ответила графиня. — Мы с ее милостью требуем обратить на нас внимание и поговорить о чем-нибудь, в чем и мы сможем принять участие.

— К примеру? — спросил ее супруг.

— Да хотя бы о малышах, — ответила матушка. — Вот сегодня…

Постепенно разговор, начатый о детях четы Гендрик, перебрался на нас с Амбер. Матушка с удовольствием вспоминала наши проделки. Я с удивлением слушала заливистый смех родительницы, когда она сама говорила о наших проказах, будто это и не ее милость поучала нас, причитала, обвиняла и грозила немедленным разрывом сердца.

— Так вас забавляли наши выходки? — спросила я с любопытством, и сестрица согласно кивнула. Похоже, и для нее было открытием, что строгая воспитательница от души смеялась, говоря о наших проказах.

— Разумеется, они забавны, — ответила баронесса. — Спустя время. Но в первые минуты мне порой хотелось перестать быть благородной дамой хоть на часок.

— Почему?