Так что мои люди обладали достаточной свободой и, кажется, их всё устраивало, а меня так и подавно. Но сейчас за моей каретой вытянулся небольшой хвост из нескольких экипажей и всадников. Гвардейцы охраняли только меня, а у придворных имелись лакеи с ружьями, да и сами благородные мужи ехали верхом, заботясь о своих женщинах, сидевших в каретах. Впрочем, случись нападение, и мои телохранители не оставили бы без помощи свиту. Да я сама бы не позволила остаться им в стороне. Однако мы жили в благословенном Камерате, где дороги были спокойны, а разбойники слишком разумны, чтобы нападать на кортеж, в составе которого находились не какие-нибудь наемники, а гвардейцы – одни из лучших воинов королевства.
Они стояли подле своих лошадей, готовые забраться в седла, как только я сяду в карету. Рядом со своими экипажами и скакунами стояли мои дворяне, и когда я появилась на высокой каменной лестнице, ведущей от входных дверей, моя свита склонилась в приветствии. Я спустилась вниз, чуть склонила голову в ответ, а затем произнесла:
— Благородные дамы и господа, мы отправляемся.
Это стало сигналом для всех. Женщины поспешили сесть в кареты, мужчины в седла, а передо мной распахнулась дверца моего экипажа. Лакей подал мне руку, помогая сесть. Мимолетно улыбнувшись ему, я устроилась на своем месте, а следом за мной забралась и баронесса Стиренд, всё это время прятавшаяся за моей спиной. Для нее происходящее было подобно сказке… или ночному кошмару. Нереально и невероятно. И, наверное, жутко, потому что девушку успели заметить.
На стоянках ей еще уделят внимание, конечно, успеют перемыть кости, хоть и останутся приветливы и благожелательны. Я не терпела всей этой салонной возни и интриг, о чем сразу было сказано всем, кто попал в мою свиту.
— Я не стану выслушивать сплетен и оговоров. Если вы считаете нужным о чем-то мне доложить, то это должен быть факт, а не попытка избавиться от того, кто вам не нравится, перешел дорогу, или же вы посчитаете, что этому кому-то достается больше милостей и внимания. Мне не нужны завистники, льстецы и злые языки. Прошу учесть, что за навет я буду увольнять со службы без всякой жалости и долгих разбирательств. Как человек искренний, я желаю видеть подле себя людей с тем же складом и душой. Я умею делать выводы и оценивать человека по его заслугам, потому водить меня за нос в целях личной выгоды не стоит, проиграете. Придерживайтесь этих правил, и наша дружба будет долгой и приятной.
Предупреждение было дано один раз, далее следовало обещанное наказание, но пока только один человек разочаровал меня и был спроважен со своей должности. Остальные оценили мою верность слову. Конечно, они оставались всего лишь людьми со всеми человеческими пороками, но своего места терять не желали и вели себя разумно. Потому я особо не опасалась, что мои придворные испугают или обидят Ильму Стиренд, впрочем, не оставят без внимания честь, оказанную никому неизвестной выскочке, – она получила мою опеку и ехала в моей карете. Однако меня мнение свиты касалось мало, а вскоре и баронесса привыкнет к придворной суете и перестанет смущаться и пугаться, в этом я была уверена.
А пока мы сели в карету, где нас ожидала Тальма. Она единственная, кто могла позволить себе эту вольность. Мою слабость к простой служанке знали, но осуждать не смели. За нападки на мою камеристку я могла разгневаться. Это заметно сказалось на Тальме, впрочем, наглости она не выказывала, хотя и особым ее почтением пользовались только я и мой род, и то только те представители, кого служанка знала лично, и к кому прониклась уважением. И сейчас, увидев мою подопечную, камеристка с нескрываемым любопытством посмотрела на баронессу Стиренд. Девушка в который уже раз смутилась.
— Прошу меня простить, я не знаю вашего имени, благородная дама, — с виноватой улыбкой произнесла ее милость.
— Это Тальма – моя камеристка, — сдержав смешок, пояснила я. — Из простого сословия. Эта женщина служит мне уже семь лет, и преданней человека я не знаю, а потому менять ее на женщину благородных кровей не собираюсь.
— Ох, — ее милость прижала ладонь к груди, не зная, как теперь вести себя.
Тальма промолчала, но я видела, что ее позабавила ошибка баронессы. Укоризненно покачав головой, я отвернулась к окошку, потому что и мои губы кривила улыбка, а обижать и еще больше смущать ее милость не хотелось. Причина оплошности была мне понятна. Тальма выглядела респектабельно. Добротная дорогая ткань, платье модного кроя, скромное, но все-таки мало походившее на форменную одежду прислуги. Да и уверенности в моей камеристке было в разы больше, чем в баронессе Стиренд.
— Боги с нами, — сказала я, справившись с весельем, и дернула шнурок колокольчика.