Фаворитка

Сквозь его маску я не вижу лица, только блестящие голубые глаза, в них нет вызова и это пугает сильней, чем если он был.

– Что придет в голову…

Я бормочу что-то о том, что у меня переведена лишь пара сонетов.

– Прочтите по-английски, если помните.

Кстати, вы знаете английский?

Английский да, а вот староанглийский – не уверена, потому пожимаю плечами:

– Немного. Но сонеты мсье Шекспира мне нравятся.

– Вы помните, что за вами долг? Искупайте – прочтите что-нибудь.

Я набираюсь духа и читаю по-английски (если не поймет, свалю все на свое отвратительное произношение):

Кто под звездой счастливою рожден —Гордится славой, титулом и властью.А я судьбой скромнее награжден,И для меня любовь – источник счастья.Под солнцем пышно листья распростер

Наперсник принца, ставленник вельможи.Но гаснет солнца благосклонный взор,И золотой подсолнух гаснет тоже.Военачальник, баловень побед,В бою последнем терпит пораженье,И всех его заслуг потерян след.Его удел – опала и забвенье.Но нет угрозы титулам моимПожизненным: любил, люблю, любим [2].

Герцог оставил шпагу, снял маску и сел в кресло в стороне, молча наблюдая за мной.

– Еще.

Еще желаете? Я тоже сняла маску и уселась на стул верхом. И плевать, что он обо мне подумает.

Когда в раздоре с миром и судьбой,Припомнив годы, полные невзгод,Тревожу я бесплодною мольбой

Глухой и равнодушный небосводИ, жалуясь на горестный удел,Готов меняться жребием своимС тем, кто в искусстве больше преуспел,Богат надеждой и людьми любим, —Тогда, внезапно вспомнив о тебе,Я малодушье жалкое кляну,И жаворонком, вопреки судьбе,Моя душа несется в вышину.С твоей любовью, с памятью о нейВсех королей на свете я сильней.

Он чуть помолчал, а потом вдруг: —

А вот это знаете?

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж

Достоинство, что просит подаянья,Над простотой глумящуюся ложь,Ничтожество в роскошном одеянье,И совершенству ложный приговор,И девственность, поруганную грубо,И неуместной почести позор,И мощь в плену у немощи беззубой,И прямоту, что глупостью слывет,И глупость в маске мудреца, пророка,И вдохновения зажатый рот,И праведность на службе у порока.Всё мерзостно, что вижу я вокруг,Но как тебя покинуть, милый друг! [3]

– 66 сонет?

Кто у нас все срывает? Кто появляется исключительно не вовремя? Кого мне уже давно хочется удавить собственными руками?

Конечно, герцогиня д’Эгийон!

Снаружи стук кареты, моя домомучительница вернулась от кардинала.

Герцог поднялся, я тоже. Не было настроения ни биться, ни беседовать с Мари.

И вдруг:

– Вы не хотите побывать на маскараде в Ратуше? Там не будет короля или придворных, зато веселятся буржуа. От души веселятся.

– Хочу…

– Только без… – выразительный кивок в сторону входной двери, где уже слышно герцогиню.

Я готова кричать на весь дворец: «Да!!!», но только киваю.

– Я сообщу вам запиской, где и когда. По-моему, как раз в этот день будет прием во дворце, ваша наставница отправится туда. У вас будет возможность удрать. Вполне по-шекспировски.

Даже если Мари будет дома и мне придется напоить её какой-нибудь гадостью, чтобы спала или сидела на горшке всю ночь, если придется спускаться из окна по связанным простыням и потом влезать по карнизу, ради возможности пробыть вечер где-то с герцогом де Меркером втайне от Мари я готова рисковать. Я даже придумала наряд – цыганки.

Бьянке очень понравилась эта идея, и она взялась раздобыть нужную одежду и всякие мониста.

Через два дня, в которые я не могла сосредоточиться ни на чем, вызвав у Мари почти панику (она решила, что я тоже заболела), Гийом осторожно передал мне записку:

«В среду в восемь вечера вас будет ждать карета на углу Вожирар и Феру. Достаточно надеть костюм. Маска найдется».