Пятнадцать когорт солдат, одетых только в туники и сандалии, повели к Крассу, находящемуся в лагере у Бовиана. Он поймал отряд мятежников, отколовшийся от основной массы и шедший на запад, и перебил шесть тысяч человек. Но сам Спартак теперь направлялся к Венузии, и Красс посчитал нецелесообразным следовать за ним с небольшим войском по враждебным территориям. Сейчас было начало декабря, но так как календарь на сорок дней опережал сезоны, зима еще не наступила.
Командующий молча выслушал Муммия, потом сказал:
– Я не виню тебя, Марк Муммий. Но что я буду делать с пятнадцатью когортами людей, которым нельзя доверять и которые боятся сражаться?
Никто не ответил. Задавая этот вопрос, Красс точно знал, что будет делать. Все присутствующие понимали это, но никто не догадывался, что именно он задумал.
Кроткий взгляд медленно переходил с одного лица на другое, задержался на Цезаре, потом поплыл дальше.
– Сколько их? – спросил Красс.
– Семь с половиной тысяч. По пятьсот солдат в когорте, – ответил Муммий.
– Я устрою децимацию.
Наступила тишина. Никто не шевельнулся.
– Постройте всю армию завтра с восходом солнца и приготовьте все необходимое. Цезарь, ты – понтифик, ты совершишь жертвоприношение. Юпитеру Всесильному или какому-то другому богу?
– Мы должны принести жертву Юпитеру Статору, Марк Красс. Он останавливает бегущих солдат. Индигету. И еще богине войны Беллоне. Жертвой должен быть черный теленок.
– Муммий, твои военные трибуны пусть позаботятся о жребиях. Кроме Цезаря.
После этого командующий отпустил свой штат. Люди молча вышли из командирской палатки. Казнь каждого десятого!
С восходом солнца шесть легионов Красса были построены. Напротив них выставили провинившихся в десять рядов, в каждом по семьсот пятьдесят человек. Муммий лихорадочно старался придумать, как ускорить и упростить процедуру, поскольку для децимации людей необходимо было поделить на декурии. Само собой разумеется, что сам Красс оказывал большую помощь в организации.
Они стояли, одетые только в туники и сандалии, у каждого в правой руке была дубинка, и каждый был пронумерован от I до X. Храбрецами они не выглядели, ибо все дрожали от страха, на каждом лице был написан ужас и пот катился градом, несмотря на утренний холод.
– Бедняги, – сказал Цезарь стоявшему рядом военному трибуну Гаю Попиллию. – Я не знаю, что страшит их больше: мысль о том, что вот сейчас кто-то из них умрет, или мысль о том, что кто-то из девяти должен будет убить его. Это не воины.
– Они слишком молоды, – печально отозвался Попиллий.
– Обычно это преимущество, – возразил Цезарь, который сегодня был в тоге понтифика, богатом и ярком одеянии с пурпурными и алыми полосами. – Что человек знает в семнадцать или восемнадцать лет? У них нет ни жен, ни детей, о которых нужно беспокоиться. Юность – буйная пора, когда нужен выход для энергии. Лучше пусть это будет сражение, чем вино, женщины и драки в тавернах.
– Ты суровый человек, – заметил Попиллий.
– Нет. Просто практичный.
Красс был готов начать. Цезарь, покрыв голову полой тоги, прошел туда, где были разложены ритуальные инструменты. В каждом легионе имелись свой жрец и авгур, и один из военных авгуров уже осмотрел печень черного теленка. Но поскольку казнь была назначена проконсулом, требовалось присутствие более высокопоставленного жреца. Цезарь должен был подтвердить выводы авгура. Объявив громким голосом, что Юпитер Статор, бог Индигет и богиня войны Беллона приняли жертву, он произнес заключительные молитвы. И кивнул Крассу, что можно начинать.
Получив одобрение богов, Красс заговорил. Перед провинившимися была воздвигнута высокая трибуна, на которой стояли Красс и его легаты. Единственным военным трибуном, входившим в эту группу, был Цезарь, совершивший богослужение. Остальные сгрудились вокруг стола в середине пространства между легионами ветеранов и когортами, которые будут подвергнуты децимации. Их обязанностью было распределять жребии.