Фавориты Фортуны

После этого фракиец, который не был фракийцем, пытал нескольких пленных, которых взял из консульских легионов. Он разослал группы своих людей с раскаленными щипцами и кочергами туда, где, как он полагал, максимальное число римских солдат увидят его жестокость и услышат крики своих товарищей. Но после ужасов децимации страх перед Крассом значительно превосходил жалость к бедным парням, которых раздевали и жгли. Легионеры старались не смотреть, затыкали уши шерстью. Отчаявшись, Спартак выставил своего самого главного пленника, primus pilus старого легиона Геллия, и пригвоздил его к кресту за запястья и колени, даже не перебив ему ног, чтобы помочь скорее умереть. Красс ответил — он расставил своих лучников поверх стены. Старший центурион умер под градом стрел.

С наступлением марта Спартак послал Алусо выяснить условия сдачи. Красс принял ее в командирской палатке, в присутствии своих легатов и военных трибунов.

— Почему Спартак не пришел сам? — спросил Красс.

Она с сочувствием улыбнулась:

— Потому что без моего мужа его люди разбегутся. Кроме того, он не доверяет тебе, Марк Красс, даже в условиях перемирия.

— В таком случае теперь он стал умнее, чем прежде, когда позволил пиратам одурачить себя и потерял две тысячи талантов.

Но Алусо была не из тех, кого легко поймать на удочку, поэтому она ничего не ответила и даже не взглянула на Красса. «Ее внешность, — подумал Цезарь, — нарочно предназначена для того, чтобы шокировать цивилизованных римлян». Она являла собой типичную дикарку. Ее льняные волосы в беспорядке свисали по спине и плечам. Она облачилась в темную фетровую тунику с длинными рукавами и облегающие брюки; на ее руках и коленях поверх одежды сверкали золотые цепи и браслеты. Мочки ушей оттягивали тяжелые золотые серьги. Выкрашенные хной пальцы были унизаны золотыми кольцами. На шее болтались несколько ниток крошечных птичьих черепов, а с пояса на тонкой талии свисали страшные трофеи: оторванная рука, сохранившая кожу и ногти, позвоночник кошки или собаки с хвостом. Завершался наряд великолепной волчьей шкурой: лапы завязаны на груди, голова с оскаленными зубами и драгоценными камнями вместо глаз — надо лбом женщины.

При всем этом Алусо не вызывала антипатии у мужчин, которые молча наблюдали за ней, хотя никто не назвал бы ее красивой. Тип ее лица со светлыми, словно безумными глазами был слишком чужд для них.

Но на Красса Алусо, как она ни старалась, не произвела впечатления. Красса интересовали только деньги. Поэтому он смотрел на нее точно так же, как смотрел на всех, — кротко, невозмутимо.

— Говори, женщина, — приказал он.

— Я должна спросить у тебя, каковы условия сдачи, Марк Красс. У нас не осталось еды, женщины и дети голодают, чтобы накормить солдат. Мой муж — не тот человек, кто может равнодушно смотреть на страдания беспомощных людей. Он скорее сдаст себя и свою армию. Только сообщи мне условия, а я передам ему. Завтра я вернусь с его ответом.

Римский военачальник отвернулся. Через плечо он ответил ей на языке Эллады, который был намного лучше ее греческого:

— Можешь сказать своему мужу, что условий сдачи не будет. Я не позволю ему сдаться. Он это все начал. А теперь пусть увидит, чем все это закончится.

Она ахнула, готовая к любому варианту, кроме этого.

— Я не могу сказать ему этого! Ты должен разрешить ему сдаться!

— Нет, — отрезал Красс. Не оборачиваясь, он поднял руку, щелкнул пальцами: — Уведи ее, Марк Муммий, и проведи через наши укрепления и патрули.

Только позднее Цезарь мог поговорить с Крассом, хотя весь день ему очень хотелось обсудить с ним эту беседу.

— Ты великолепно справился, — сказал он. — Она была так уверена, что своим видом выбьет тебя из колеи!

— Глупая женщина! Из донесений я знал, что она — жрица племени бессов, хотя я скорее назвал бы ее ведьмой. Большинство римлян суеверны — я заметил, что и ты суеверен, Цезарь! — а я нет. Я верю в то, что вижу. А видел я женщину, пусть даже умную, которая нарядилась в костюм горгоны. — Он вдруг засмеялся. — Помню, мне рассказывали, что, когда Сулла был молодым, он пришел на вечеринку одетым Медузой. На голове у него был парик из живых змей, и он всех до смерти напугал. Но ты знаешь, и я знаю, что это не змеи напугали всех. Их устрашил сам Сулла. Если бы эта женщина обладала тем же качеством, что и Сулла, я, может быть, и задрожал бы.

— Согласен. Но у нее есть второе зрение.

— Многие люди имеют второе зрение! Я знавал старых бабушек, трясущихся и пушистых, как ягнята, которые умели видеть сквозь очевидное, и важных адвокатов, о которых и не подумаешь, что у них сохранился хоть маленький уголок в мозгу, который не занят каким-нибудь законом. Однако что заставляет тебя думать, что она ясновидящая?

— Потому что она пришла к тебе, напуганная тобой до смерти. Ты никогда в жизни не был бы настолько напуган ею.

* * *