Фазиль. Опыт художественной биографии

Антонина Михайловна, вспоминающая свою свекровь с большим уважением, не скрывает, что была в свое время немало поражена, узнавая именно от нее об абхазских обычаях. Например, что свекровь и невестка не должны разговаривать прямо, обязательно через посредника — мол, «передайте ей…». Или что пришедшего с попойки мужа, упавшего на пол, нельзя упрекнуть ни словечком, а надо взять подушку и лечь с ним рядом. Как вспоминает Антонина Михайловна в том же интервью «Огоньку», не менее ее самой была поражена новой кавказской родственницей и ее московская мама. Но, впрочем, женщины сумели найти общий язык. «Лели также говорила маме: „У нас, у абхазов, тот, кто украл, меньше виноват, чем тот, у кого украли“. — „Как?“ — поражалась мама. „А вот так, — продолжала Лели. — На том, кто украл, — один грех (перед человеком, у которого он украл). А тот, у кого украли, начинает думать на разных людей, и у него много грехов“. Моя мама даже растерялась и выдохнула: „А правда“»[10].

Лели Хасановна была хранителем древних и, скажем так, не слишком гуманистических по отношению к слабому полу традиций. Однако, по словам Искандера, его фактически неграмотная мать была интеллигентна «в высшем смысле этого слова, нравственном».

Приведем отрывок из стихотворения Искандера, посвященного своей матери, — но разве это не вообще о матерях всех времен и народов? Детали тут уникальны, ярки, как всегда у Искандера, — но и, как всегда, они не самоценны. В этих строках есть нечто большее, по-настоящему универсальное.

Бессонной ночи темная громада.То вздрогну, то прислушаюсь опять,Когда услышу, как за дверью рядом,Не просыпаясь, вдруг застонет мать.

Тревожный стон доносится до слуха,Как грозный отзвук прожитого дня,Как будто сердце жалуется глухоНа одиночество, на холод, на меня.Не знаю я, какую боль скрывает.Обида ли? А может быть, верней,Перед закрытыми глазами проплываютЗабытые ошибки сыновей…

Как будто жизнь налажена посильно,Но многих, многих ей недосчитать.Страдания немые кинофильмыВо сне упорно догоняют мать.Какая все-таки немыслимая силаЕе глаза уберегла от лжи,Какую тяжесть время провозило

Через гудящий мост ее души.Гражданские и мировые войны.Немало было и иных потерь.Они ушли, строители и воины,Портреты грустно улыбаются теперь.Охотники, табаководы, братья,Большой семьи веселая братва.От боли к боли — траурное платье.

Над ним, над черным, побелела голова.Она об этой боли не кричала.С достоинством несла ее печать,Но если смерть — забвения начало,То дело смерти побеждала мать.

Матери посвящен и короткий рассказ Искандера «Скорбь» — о человеке, летящем на похороны матери. Рассказ хорошо известен, он входит в программу внеклассного чтения для школьников. Прекрасный и грустный афоризм оттуда также широко известен, забылся даже его автор, а фраза, как многое у Искандера, пошла в народ: «Мать — короткий праздник на Земле».

«Он думал, что никто в мире никогда не узна́ет о самоотверженности его матери, о ее великом терпении, любви, о ее невероятных усилиях, чтобы одной вырастить своих детей. <…>

И никто никогда не поймет, чем она была для своих близких, и этого никак не пересказать, потому что ее любовь и самоотверженность заключались в тысячах деталей, которые хранило его сердце, и в словах это не выразить, и не найдется человека, который всё это захотел бы выслушать и понять. Какая несправедливость, думал он, шагая и шагая между людьми, сидящими на скамьях и снующими по залу аэропорта».