В последние месяцы своей жизни Достоевский подготовляет к печати январский номер «Дневника писателя» за 1881 г. Дерзновенно говорит он в нем о русском народе как о церкви и парадоксально называет народную идею «русским социализмом». «Вся глубокая ошибка наших интеллигентных людей в том, – пишет он, – что они не признают в русском народе Церкви
. Я не про здания церковные теперь говорю и не про причт, я про наш русский „социализм“ теперь говорю (и это, обратно противоположное Церкви слово беру именно для разъяснения моей мысли, как ни показалось бы это странным), цель и исход которого – всенародная и вселенская Церковь, осуществленная на земле, поколику земля может вместить ее… Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь, в конце концов, всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм!»Нужно позволить народу сказать свое слово, нужно прислушаться к его правде. Писатель мечтает о привлечении народа к сотрудничеству с царем, о некой новой форме всероссийского Земского собора. «Да, – пишет он, – нашему народу можно оказать доверие, ибо он достоин его. Позовите серые зипуны и спросите их самих об их нуждах, о том, что им надо, и они скажут вам правду, и мы все, в первый раз, может быть, услышим настоящую правду».
Последние дни Достоевского были отравлены тревогой за участь этой статьи: он боялся, что цензура ее не пропустит. Но «Дневник» появился уже после смерти автора. В момент его посмертного апофеоза власти не посмели прикоснуться к политическому завещанию только что скончавшегося писателя.
Заключительная статья «Дневника» посвящена победе Скобелева над текинцами и взятию русскими войсками Геок-Тепе. Автор видит в этом событии поворотную точку в истории России и вдохновенно говорит о русской миссии в Азии. Это – последнее и, быть может, самое поразительное пророчество Достоевского: современные евразийские теории, азиатская политика пореволюционной России уже предначертаны в этой предсмертной статье. «Россия, – заявляет он, – не в одной только Европе, но и в Азии: русский не только европеец, но и азиат. Мало того: в Азии, может быть, еще больше наших надежд, чем в Европе. Мало того, в грядущих судьбах наших, может быть, Азия-то и есть наш главный исход
!.. В Европе мы были приживальщики и рабы, а в Азии мы явимся господами. В Европе мы были татарами, а в Азии мы европейцы. Миссия, миссия наша цивилизаторская в Азии подкупит наш дух и увлечет нас туда… Создалась бы Россия новая, которая и старую бы возродила и воскресила со временем»…В 80-х гг. эта «азиатчина» казалась чистой фантазией; в наше время мы видим в ней таинственное предчувствие грядущих судеб России.
Наступает 1881 г. Достоевский полон обширных планов: он предполагает в течение двух лет издавать «Дневник», а затем начать писать вторую часть «Карамазовых»; в ней появятся все прежние действующие лица, но уже через двадцать лет, почти в современную эпоху. Главным героем романа будет Алеша Карамазов. Анна Григорьевна пишет: «Первую половину января Ф.М. чувствовал себя превосходно, бывал у знакомых и даже согласился участвовать в домашнем спектакле, который предполагал устроить у гр. С.А. Толстой в начале следующего месяца. Шла речь о постановке двух, трех сцен из трилогии гр. А.К. Толстого, и Ф.М. брал на себя роль схимника в „Смерти Ивана Грозного“».
В ночь с 25 на 26 января, работая в своем кабинете, он начал кашлять кровью. Кровоизлияние было столь незначительно, что он не обратил внимания; 26 января – два новых кровотечения. Вызывают доктора; больной теряет сознание. Придя в себя, говорит жене: «Аня, прошу тебя, пригласи немедленно священника, я хочу исповедоваться и причаститься». После причастия состояние его улучшается и ночь проходит спокойно. 27-го он снова принимается за дела: говорит с метранпажем, волнуется из-за «Дневника». Рано утром 28 января больной будит жену: «Знаешь, Аня, – говорит он, – я уже три часа, как не сплю и все думаю и только теперь сознал ясно, что я сегодня умру». Анна Григорьевна уверяет мужа, что он будет жить; он прерывает ее: «Нет, я знаю, я должен сегодня умереть. Зажги свечу, Аня, и дай мне Евангелие».
Открывает его наугад, на третьей главе от Матфея: «Иоанн же удерживал Его и говорил: „Мне надобно креститься от Тебя и Ты ли приходишь ко мне“. Но Иисус сказал ему в ответ: „Не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду“».