Федор Иванович Тютчев

На смерть Жуковского

Я видел вечер твой; он был прекрасен,Последний раз прощаяся с тобой,Я любовался им: и тих, и ясен,И весь насквозь проникнут теплотой.О, как они и грели, и сиялиТвои, поэт, прощальные лучи!..А между тем заметно выступалиУж звезды первые в его ночи.

В нем не было ни лжи, ни раздвоенья;Он все в себе мирил и совмещал.С каким радушием благоволеньяОн были мне Омировы читал, —Цветущие и радужные былиМладенческих, первоначальных лет!А звезды между тем на них сводилиТаинственный и сумрачный свой свет.Поистине, как голубь, чист и целОн духом был; – хоть мудрости змеиной

Не презирал, понять ее умел, —Но веял в нем дух чисто-голубиный.И этою духовной чистотоюОн возмужал, окреп и просветлел;Душа его возвысилась до строю:Он стройно жил, он стройно пел.И этот-то души высокий строй,Создавший жизнь его, проникший лиру,Как лучший плод, как лучший подвиг свой,

Он завещал взволнованному миру.Поймет ли мир, оценит ли его?Достойны ль мы священного залога?Иль не про нас сказало божество:«Лишь сердцем чистые – те узрят бога?»

Следующее стихотворение есть уже истинный вопль души, разумеющей болезнь и тоску века, – оно в то же время и исповедь самого поэта:

Наш век

Не плоть, а дух растлился в наши дни,И человек отчаянно тоскует.Он к свету рвется из ночной тени —

И, свет обретши, ропщет и бунтует.Безверием палим и иссушен,Невыносимое он днесь выносит…И сознает свою погибель он,И жаждет веры… но о ней не просит.Не скажет век с молитвой и слезой,Как ни скорбит пред замкнутою дверью:«Впусти меня! Я верю, Боже мой!Приди на помощь моему безверью!..»