Федор Петрович

– Ты, кажется, всегда чувствуешь себя хорошо. Но у тебя, Захар Ильич, совсем нет уха… ведь это бог знает что выйдет.

– «В полдневный жар»? Или «Скажите ей»? У нас с тобой выходило недурно.

Супруги запели. Захар Ильич забрал совсем не в тон.

– Нет, я не могу! – И Анна Григорьевна закрыла фортепьяно.

– Ну, я вас прошу! к чему эта строгость?

– Оставьте меня… право, я не люблю ваших нежностей, – сказала Анна Григорьевна и отправилась в спальню. Супруг поплелся в кабинет.

На небе занималась заря; на селе пели петухи; по безлюдной улице к полю шли двое дворовых людей с сетьми – ловить для господ перепелов.

На большой дороге у кабака стояла лошадь: кто-то неугомонно стучался в дверь. А в воздухе уже пели жаворонки.

– Ступай отпрягай лошадь, – говорил целовальник работнику.

– Где это ты пропадал? – спрашивала целовальничиха.

– К куму ездил… насчет лошадей барину… да еще – одно дельце задержало.

Работник отпрягал лошадь и спросонья клевал носом. Жаворонки пели громке и громче…

III

Наступил день рождения Захара Ильича. Солнце только всходило; толпы баб отправлялись в поле с серпами, кувшинчиками и люльками, на барском дворе стучали топоры плотников, сидевших на стропилах; кровельщики гремели железными листами, вокруг сада каменщики клали стену, громко распевая песни; в кухне стучал поварской нож, горничные бегали по двору с накрахмаленными юбками в руках.

Захар Ильич уже пил чай в своем кабинете. У двери стояли повар, конторщик и староста со связкой ключей.

– Староста! Нынче опять поезжай в лес… остальные липы срубите и везите туда же к церкви… Мне хочется, чтобы гостиница была готова в две недели. Да найми сегодня же плотников – человек десять.

– Пора-то таперь рабочая… дорого возьмут.

– Хорошо-с! Я это знаю; ну, заплатите вдвое, только делайте, как вам приказывают.

– Слушаю-с.

– Повар! сегодня обед на десять персон… сделайте мороженое… да приготовьте шампанского. Что у вас будет к обеду?

– Суп… индейка, перепела… мороженое…

– Вот что: к завтраку пирог! я приглашу причт… Конторщик! сбегайте к священнику, скажите, что я сейчас приду в церковь слушать молебен. Повар! спросите у садовника дынь, а если не поспели, то арбузов нет ли… Я, право, по этой части ничего не понимаю, это дело барыни.

– Оне почивают.

– Ну, мне пора одеваться.

На пути к церкви Захар Ильич завернул в хлебный магазин, в котором стучали топоры плотников.

– Ну, что, – спросил барин, глядя вверх, – как ваши дела?

– К обеду, Захар Ильич, кончим, надо полагать, – только прикажите отпустить небольшой дубок – на закрома.

– Вы как же хотите тут сделать?

– В этом месте будет забираться досками, а тут мы оставим место для проходу; сохи упрут в матицу.

– Как кончите, ступайте начинайте гостиницу.

– Позвольте узнать: что же это, Захар Ильич, будет – трактир?

– Трактир, – усмехаясь, сказал барин.

– Тогда город-то, стало быть, к нам поближает, – заметил один плотник.

Прнчт ожидал барина в церкви. Барин принял благословение от священника и сказал:

– Батюшка! прошу отслужить молебен.

Причт облачился в ризы и запел: «Преподобие отче Заха-арие!..»

Барин пригласил духовных к себе в дом на закуску.

– Трактир строить хотите, Захар Ильич? – спрашивали гости, идя с барином по селу.

– Гостиницу. Это меня надоумил целовальник, Федор Петрович: открою здесь лавочку также.

– И кабачок, позвольте полюбопытствовать, будет?

– Не думаю. Мне этого не хотелось бы… Скажите: кажется, Федор Петрович хороший человек?

– Человек умный-с! человек угостительный.

– Именно умный! ваша правда. А ничего про него не слыхать дурного?

– Дурного ничего не слыхал… хлебосол! Навстречу барину бежал кучер.

– Пожалуйте, лошадей привели!

– Каких лошадей?

– Вы приказывали… рабочих…

У конюшни стояло стадо лошадей. Мещанин, пригнавший их, стоял без шапки.

– Здравствуй, почтенный! Дак ты пригнал?

– Пригнал, ваше высокоблагородие. Вы наказывали Федору Петровичу.

– Ну что же? как их выбирать?

– Да выбирать их почесть нечего! лошади все сносные, будьте покойны; я вам самых лучших представил…

– Ну-ка, покажи нам одну хоть.

Мещанин обратал лошадь и побежал с ней в сторону.

– Кажется, лошадка ничего, – сказал барин.

– Да будьте спокойны… мы этого не сделаем, чтобы… насчет обмана…

– Ленива только, – сказал дьякон.

– Ленива? – возразил мещанин, – а не знаете, отец, что в хозяйстве ленивая и нужна? Ну-ко, горячую-то запрягите в соху? Она вам ни одного зуба не оставит…

– Это справедливо, – сказал дьякон, попячиваясь назад.

– То-то! а еще небойсь хозяйством тоже занимаетесь… мы вам не указываем в церкви…

– Ну-ка, проведи другую… А что это у ней спина-то?

– Это, ваше высокородие, потерто: она, изволите видеть, у мужика была… а вы, чай, изволите знать этот народец! Железную, понимаете, седелку клали на спину-то… А какая лошадь-то!.. Эй! заснула!..

– Покажи нам… вон, в середке-то.

– Темно-гнеденького-то?.. Уж и конь! Сейчас умереть!

– Ногами попорчена, – заметил дьячок.

– Попорчена? Сидел бы на колокольне да трезвонил в колокола… – крикнул прасол. – Эта лошадь дороже тебя!

– Ну, как ты думаешь, Егор? – спросил барин своего кучера, – хороши лошади?