Фейк

– Н…нет, я сам не захотел. Впервые за долгие годы я свободен. Да и им хорошо. Моя мама, она, – он поворачивается к Алексе и на секунду запинается, – она немного похожа на твоего отца. Глава в семье, очень сильная женщина. Всегда решала все за отца и… за меня, – он хмурится. – Мама говорит, что я – талантлив, но мне предстоит еще многому научиться, прежде чем стать настоящим художником, картины которого будут висеть в галереях.

Алекса задумчиво разглядывает свою одежду, которая принадлежала его матери:

– Кажется, я тебя понимаю. Прекрасно знаю это фразу: ты – хорошая девочка, но… И это «но», как зубная боль.

– Ну, Слава Богу, мне не говорили, что я – хорошая девочка, а то бы я этого не вынес, – смеется Даня, и Алекса задорно улыбается:

– Возможно, это и хорошо, – она забавно морщит нос, – раз твои родные не в городе, они не станут возражать, если я украду тебя на пару дней.

– Тогда мне стоит взять отгул на пару недель.

– А где ты работаешь?

Даня смущенно пожимает плечами:

– Преподаю рисование маленьким детям в творческой школе. Только с ними я не нервничаю и не заикаюсь.

– И тебе предоставят отпуск? Так легко? – Алекса снова обнимает колени.

Странно, но она не может лежать спокойно. Как юла, вечно вертится. То ляжет на спину, то сядет. Если бы не пораненные ступни, Алекса бы исходила всю комнату. И это ему нравится. Ему все в ней нравится. До безумия. И это пугает.

– Да, у меня хорошие отношения с директором. Если ты хочешь, чтобы я был с тобой, я сделаю это. Ради тебя.

Алекса энергично вскакивает на колени и протягивает к нему руки:

– О, Даня, ты такой славный! Правда круто, мы знакомы всего день, а уже лучшие друзья и заговорщики.

Друзья… Это слово колкой иглой отзывается в сердце.

– Алекса, я н… не, – он умолкает и переводит дыхание, – не совсем понимаю, почему ты не хочешь рассказать все п… полиции, но я на твоей стороне. Только я хочу, чтобы ты понимала, что мой дар вряд ли п…поможет. Я не мог…гу его контрол…лировать, – последняя фраза далась тяжелее всех.

Ложь, ложь. Это все равно ложь. Как ее ни называй. Замаскированной правдой. Полуправдой. Не важно. Это ложь!

– Даня, – Алекса мягко улыбается, – это совсем не важно. Главное, будь рядом. Потому что, – она вздыхает, и улыбка тает, – я совсем одна.

Глава 8. Дерзкий плод воображения

Он зарекался, что больше не придет сюда. Вчера, позавчера, позапозавчера… Каждое утро Клим говорил себе, что больше никогда не придет в «Снежный барс». Старое здание, которое лет десять назад выкупили и превратили в современный ночной клуб. Но сегодня Клим сломался.

Неоновая вывеска в темноте режет глаза фиолетовым цветом. Клим привычно щурится. Охрана на входе мимолетно кивает ему, когда он проходит внутрь, и от этого знакомства на душе становится еще гаже. Танцпол заполнен колыхающейся толпой. Молодые, пьяные, веселые дергаются под музыку. К барной стойке не подступиться. Дымомашины пускают туманные струи, захламляя легкие едкой гадостью. В «Снежном барсе» смешался деревенский стиль и хай-тек, но видимо дизайнеру было наплевать на это, как и всем присутствующим. Их интересуют только бомбическая музыка, рвущаяся из огромных колонок, расставленных по периметру, и алкоголь.

Он бывал здесь и раньше, брезгливо морщился и уходил. Но однажды познакомился с Ди. Горячая цыпочка в короткой юбке и колготках в сеточку. Одета весьма пошло, и в обычный день Клим не обратил бы на нее внимание, но в тот вечер он в очередной раз повздорил с отцом, и ему была необходима разрядка. Любая. Даже такая безвкусная и вульгарная, как Ди. Он до сих пор помнил ее выбеленные перекисью волосы и подведенные черным карандашом голубые глаза.

По сути они провели вместе одну ночь. Она окунула его в мир, который поглощает без остатка. И исчезла. Порой, когда Клим до чертиков напивается, ему кажется, что он снова видит Ди. Но это оказывается очередным плодом воображения. Возможно, ее никогда и не существовало. Но лучше считать, что Ди просто его кинула, чем записать себя в шизофреники.

Клим проходит по верхнему балкону, опасаясь спускаться в море живых тел, потому что иначе рискуешь оттуда не выбраться. Сворачивает направо, вниз по узкой винтовой лестнице, и останавливается перед черной дубовой дверью, недавно выкрашенной заново в еще более глубокий цвет.

Три удара кулаком в дверь, и посередине отодвигается узкая решетка. На Клима смотрят стеклянные глаза с лопнувшими сосудами:

– Слушаю, – гнусавит мужчина за дверью.

– Я предпочитаю красное полусладкое вино и сыр с плесенью, – чопорно отвечает Клим.

Решетка захлопывается, и открывается дверь, ведущая в мир запретных игр. Мир, который открывается с помощью незамысловатой фразы типичного франта. Мир, из которого уже не вырваться.

Именно Ди познакомила его с рулеткой. Нет, он знал об этой игре и раньше, но до этого не подозревал о ее магнетизме. Рулетка: зеленое полотно, красное, черное, разноцветные фишки, пьянящая удача и обезоруживающее невезение.