Фейки: коммуникация, смыслы, ответственность

Поэтому, как отмечали участники обсуждения нынешней ситуации в публичном дискурсе и перспепктив новой цензуры (в дискуссии принимали участие B. Grozovsky, P. Pomerantsev, V. Gatov, M. Truduljubov, Y. Yablokov), в наши дни свобода слова – объект для переопределения [Грозовский 2020]. На упомянутом Круглом столе «Права человека и дисбаланс взаимной ответственности» его участники отмечали, что для преодоления противоречие между правом личности на свободу слова и правом личности на тайну личной жизни, защиту репутации. Новые возможности открывает развитие цифровых технологий коммуникации, оперирования большими данными, формирование электронного правительства, блокчейн-технологии и т. п. [Кривенко 2019:

107-120]. Цифровые технологии – мощный инструмент формирования новой правовой культуры. Это мощный инструмент, но неоднозначный.

«Чем более явной будет угроза… общественной безопасности, тем больше шансов, что даже в демократических обществах будут расширяться методы и формы цензуры,… которая может быть доверена алгоритмам или, не дай бог, какой-то специальной организации» [Грозовский 2020].

При этом такая цензура будет чисто информационной только на первый взгляд – она неизбежно будет ценностной. И такую функцию на себя уже начинают брать не только власти, но владельцы коммуникативных аггрегаторов – как это произошло с Д. Трампом, когда после штурма Капитолия его сторонниками, возбужденными трамповским твитами и другими сетевыми призывами «идти до конца» в непризнании итогов выборов, его аккаунты в социальных сетях были заблокированы владельцами. Этот казус показал, что «заткнуть рот» человеку не потому, что он выражает мысли меньшинства (или большинства), а потому что его действия нарушают права окружающих, вступают в противоречие с решениями независимого суда – не являются ударом по демократии. Даже если этот человек – Президент США. Но если он за годы правления перешел грань критической массы вранья и безответственных заявлений, его отключение от публичности может идти на пользу оздоровления публичного политического пространства.

Казус Трампа разобрал Сергей Голубицкий, который доказывает, что блокировка аккаунтов действующего президента – вовсе никакой не удар по демократии. «В риаллайфе все-таки предпочтительнее жить в демократии, когда рот!»

Важный штрих, если не точку, в этом сюжете поставили био-политические следствия борьбы с коронавирусной пандемией.

Материалом для осмысления такой трансформации публичного дискурса русскоязычном секторе Интернета может служить период с января по май 2020 года, когда в России пандемия COVID-19 постепенно, но все более очевидно подходила к пику [Tulchinskii 2020].

Хронология событий этого периода всем памятна. 30 января Всемирная организаций здравоохранения признала за обнаруженной с эпицентром в китайском городе Ухань инфекцией опасность международного масштаба. 11 февраля 2020 г., в связи с идентификацией возбудителя (коронавирус SARS-CoV-2), болезнь получила название COVID-2019. Поскольку инфицирование и часто тяжелое, иногда – летальное течение болезни быстро распространялось практически на все континенты, чему способствовало интенсивное авиасообщение, 11 марта ВОЗ признала за этой вспышкой статус пандемии. С 13 марта ее центр переместился в Европу.

В России 31 января была закрыта граница с КНР. С 11 марта началось ограничение международного авиасообщения, вплоть до его полного прекращения по ряду направлений. Президентом РФ с 30 марта по 3 апреля была объявлена нерабочая неделя, а затем режим нерабочих дней был продлён включительно до 30 апреля с возможностью продления или сокращения этого режима в зависимости от ситуации. При этом субъектам федерации и органам власти на местах было предоставлено право принимать ограничительные решения и их отмену в зависимости от динамики выявления инфекции и ее последствий.

Объективная картина складывалась неоднозначная – подавляющее число выявленных инфицированных, заболевших, как выздоровевших, так и умерших приходилось на Москву и Московскую область. И именно в Москве достаточно оперативно были введены карантинные меры, требования к самоизоляции, жесткий контроль с применением сил полиции и Росгвардии для выявления нарушителей и санкций по отношению к ним. В других регионах тестирование стало проводиться существенно позже. Некоторый рост заболеваний пневмонией по сравнению с прошлым годом отмечался почти везде, но меры принимались в разной степени более мягкие.