Фейри с Арбата. Гамбит

   Ильяс снова снимал ее, совсем иную, незнакомую. "Nikon" касался ее - прохладной кожи с невидимым мягким пушком, пробовал на вкус - словно розовую клубнику, обмытую дождем, раздевал и ласкал. Так, как пока не смел он сам: не здесь, не сейчас, вдруг то волшебное касание не повторится?

   Он встал, подал ей руку.

   - Идем к источнику. Тебе там понравится.

   Коснувшись его руки, она улыбнулась, испуганно и немножко безумно: еще одна маленькая молния ударила обоих.

   - Идем, - повторил он и отпустил ее ладонь.

   Не здесь.

   Не сейчас.

   Рано еще.

   Она смутилась, молча кивнула. Убрала в футляр свою флейту, спрятала в рюкзачок.

   Вытащив из брошенного у порога храма рюкзака белую простыню, Ильяс сломил еще ветку шиповника. Как раз самый свет перед закатом, ее волосы будут казаться золотом.

   У самого источника Лиля остановилась, глубоко вдохнула. Посмотрела на солнце.

   - Вечереет же. Как обратно поедем?

   - Быстро поедем, - кивнул он. - Раздевайся, заворачивайся, распускай волосы и садись на этот камушек. Подглядывать не буду.

   Он отвернулся, не дожидаясь ответа, и усмехнулся сам себе. Пока не будет. Если раньше и не хотелось, то теперь... Ничего, он подождет. Но недолго.

   За спиной прерывисто вздохнули, зашуршали. Неразборчиво пожаловались на холод.

   Потом кашлянули.

   - Я... это. Вот.

   Вот. Сидела на камне, подобрав ноги, опираясь рукой для равновесия. Смотрела напряженно и любопытно.

   - Ага... - протянул он, присматривая ракурс. - Ноги в воду и прекрати меня бояться. Не съем. Даже не покусаю.

   Бросил в воду ветку шиповника, показал рукой, мол, волосы вперед, через плечо.

   Она кивнула. Перебросила волосы, опустила ноги в воду. Поджала пальчики - ну да, вода холодная. Источник же.

   Еще бы расслабилась, вот как с яблоком. Такое было лицо, мадонна и бесовское наваждение!

   Лиля подождала-подождала пока начет снимать, потом заинтересовалась чем-то на дне. Наклонилась ниже - волосы почти коснулись поверхности. Всмотрелась в воду. О нем забыла. Наконец!

   Затаив дыхание, он снимал, снимал - пока она не вспомнила, что надо бояться и делать умное лицо. Чуть не свалился в овражек, выругался, - молча, только молча! - и напоследок снял сверху, мадонну в омуте. Пришлось залезть на трухлявую оградку, извозить джинсы в ржавчине, но кадры того стоили. Слезать оказалось много сложнее, чем залезать. Хорошо, мадонна замечталась над водой и не видела собаки на заборе. Как ни досадно было это признавать, но его здоровый пофигизм дал трещину.

   Ильяс хмыкнул, отряхивая джинсы от ржавчины и мусора, и позвал:

   - Лиля?

   Она вздрогнула, подняла затуманенный взгляд и выдернула ноги из воды. Покачнулась - он едва успел прыгнуть на ближний камень, поймать за плечо. Очень хотелось прижать сосульку к себе, отогреть, но по взгляду было ясно: не поймет и не одобрит. Трусишка.

   - Одевайся, - скомандовал он. - Только пока не обувайся.

   Сходил за рюкзаком, вынул фляжку коньяка, вернулся - она как раз завязывала волосы в хвост, дрожа и ругаясь под нос. Уже не обращая внимания на стеснение и прочую дурь, присел рядом на корточки, налил коньяка в ладонь, фляжку сунул ей и принялся растирать сначала одну замерзшую ножку, затем вторую.

   Балансировать на одной ноге ей было неудобно - сначала оперлась ему на плечо, потом вцепилась, сжала пальцы. Как только отпустил, кинулась шнуровать кроссовки, а выпрямилась - улыбаясь и блестя глазами.

   - Тепло. Спасибо, Илья.

   Ну вот, совсем другое дело, подумал Ильяс. И ладно, пусть пока зовет так, потом привыкнет нормально. Уф. Теперь можно надеяться, что будет это самое потом...

   - Домой хочу, - проворчала она под нос.

   - Выпей чуть, чтоб не простыть. И поехали. Пиццу будешь?

   Она сглотнула. Быстро кивнула.

   - Буду. Только без осьминогов. А коньяк - не, а то упаду по дороге.

   На коньяке он не настаивал. Даже сам не глотнул, хоть и хотелось - рано расслабляться.

   Через полчаса они уже спускались в подвальчик: маленькую пиццерию напротив Троице-Сергиевой лавры. От вкусных запахов кружилась голова, и очень хотелось курить. Так что, оставив Лильку делать заказ "тебе что хочешь, а мне слона", он вышел на улицу, закурил сигарету. Глянул на первые звезды, едва видные из-за уличных фонарей, проверил звонки на телефоне и послал одну смску:

   "Примадонна, с меня вискарь".

   Заказ на слона Лиля поняла почти буквально - его стейк занимал чуть не полстола. А она алчно приглядывалась к пицце с грибами и грела руки о кружку кофе с корицей. Когда он сел за стол, потянула носом, смешно сдвинула бровки, но ничего не сказала. Кроме, разумеется, "приятного аппетита". Ладно, подумал Ильяс, не будет при тебе сигарет. Вздохнул, - искусство и жертвы, как всегда, - и принялся за слона. То есть стейк.

   Лиля добралась до половины пиццы и вдруг ойкнула. Разумеется, поперхнулась и раскашлялась. Сдернула со спинки стула свой рюкзачок и полезла внутрь, совершенно не заботясь, как это выглядит. Ну совсем как весной. Закопалась, судя по движению руки, перебрала все содержимое, перебрала еще раз и опять ничего не нашла. Повесила рюкзачок обратно.

   Подняла на Ильяса смущенные и растерянные глаза.

   - Ключи забыла. Когда уезжали.