Фейсконтроль на главную роль

   – Нет! Еще запачкаешь, и Эрик поймет, что в его библиотеке рылись, – прижала к себе том Валя. – Тут написана чистая правда! Со мной так и случилось: сначала воняло, потом огонь полыхнул, баба в розовом явилась, а еще мне искрами кожу посекло, вот Матренкина мазилкой со мной и поделилась. Я ей правду выложила, и Лариса мне совет дала: не ходи, грит, Валька, на болото, иначе утащит тебя дух под воду, молитвы читай, постись, святой воды попей – и отпустит. Но только я ничего, кроме «Отче наш», не знаю, да и то не твердо слова произношу. Постеснялась бабке правду сказать, а Лариса по вере твердая, сразу про крест спросила, ношу али нет. Я ей крест показала, а про то, что слов не знаю, промолчала. Вдруг бабка помогать откажется?

   – Вот почему ты за Матренкиной кинулась, когда женщина в розовом вошла в дом Лаврентьевых, – осенило меня.

   Валя перекрестилась.

   – Ага. Эрик Скавронскую из ада вытащил и про тайник узнал, а Софья около него теперь держится, ждет когда из профессора дух улетит.

   Я решила вернуть обезумевшую поломойку к реальности:

   – Какой смысл ведьме давать противоядие Нине?

   – Не надо искать смысл в колдуньиных поступках, – филином заухала Валя. – Смерть по Киряевке ходит, летает над селом! За последнее время четверо на тот свет уехало: Анна Воронова, Фекла Хвостова, Анфиса Пузырева и Антонина Верещагина. Раз – и померли! Без колдуньи не обошлось, она ихнюю кровь высосала, а потом к Лаврентьевым пришла. Нине-то че она поднесла? Эрик про лекарство талдыкал, да только в пузырьке яд оказался. Страшный! Дьявольский!

   Я потрясла головой.

   – И сколько лет было умершим женщинам?

   – За восемьдесят, – охотно ответила Валя.

   – Думаю, смерть их приключилась от старости.

   – Нет, это ведьма бушует, – не сдалась Валя. – Матренкина-то в магазине вдруг сказала: «Осторожно, люди! Вон старухи на тот свет ушли. Не приближайтесь к холму, там местность проклятая. Не рвите траву! Из источника не пейте!»

   Я встала.

   – Где живет Матренкина?

   – Выйдешь из ворот, бери левей, последний дом за колодцем, ставни у него бордовые, – словоохотливо пояснила Валентина.

   Изба Матренкиной стояла незапертой.

   – Есть тут кто? – закричала я, входя на небольшую терраску, заставленную разнокалиберной мебелью. Ничего примечательного в интерьере не было – пара табуреток, стул, стол и диван, на котором горой валялись глянцевые женские журналы и издания по садоводству.

   – Сука! – заорали из дома. – Кто тебя просил? Ты мне жизнь поломала!

   – Ничего, – подключился к визгу громкий, но спокойный голос, – он уехал и ладно, невелика потеря.

   – Я его люблю!

   – Другой встретится.

   – Сволочь! Хочу жить с Павлухой!

   – Ну и на здоровье.

   – А ты моего жениха изуродовала, гадина!

   – Сейчас по губам получишь, не ругайся под иконами.

   – Тьфу, тьфу, вот твоим доскам, чтоб они сгорели!

   Я невольно попятилась в сторону продавленного и потертого черного кожаного дивана, новинки мебельной промышленности тридцатых годов прошлого века. Это было весьма кстати. Покосившаяся дверь, ведущая внутрь пятистенки, резко распахнулась, на террасу выбежала вульгарно размалеванная девица в супер-мини юбке, обтягивающей майке и белых лаковых сапогах-ботфортах на спицеобразных каблуках. Звякая дешевыми браслетами, безостановочно матерясь и распространяя запах псевдофранцузской парфюмерии, красотка схватила табуретку и с размаху швырнула ее в окно. Жалобно дзынькнув, стекло рассыпалось на мелкие осколки.

   – Что ж ты творишь, иродова дочь? – запричитала Матренкина, выходя следом.

   – Это только начало! – азартно пообещала девушка. – Вернусь и подожгу тебя, суку, будешь со своим батюшкой в навозной куче спать. Там тепло, к вони привыкнешь!

   Красавица смачно плюнула на пол и убежала.

   – Нет, ты видела? – всплеснула руками Лариса. – И как с такой бороться?

   – Надо участкового позвать, – предложила я. – Пусть составит протокол, имел место факт откровенного хулиганства.

   Матренкина взяла стоявший в углу веник.

   – Охо-хо, грехи мои тяжкие… На внучку жаловаться не пристало, сама ее накажу. Еще понадобится ей бабушка, прибежит денег просить!

   – Это ваша внучка? – поразилась я.

   – Наташка, – кивнула старуха. – Без отца росла, ремня не пробовала.

   – За что же она так на вас обозлилась? – продолжала недоумевать я.

   Лариса неожиданно рассмеялась и села на табурет.

   – Приехала погостить, да не одна, с женихом на мотоцилке. Кабан страшный! Волосы до плеч, бородища лопатой, весь в железных перстнях, на шее крест висит огромадный, сам в черном. И курит, и пьет, и за девками ухлестывает. В Киряевке молодых нет, зато в Лаптевке и Уськине полным набором малина. И что же Павлуха придумал? Вечером Наташке стакан выпивки нальет – пей, невеста, до дна за наше будущее семейное счастье! Натка хлобысь и на бок. Спит, сопит, а будущий муж через окошко на мотоцикл и гульбанить!

   – Мда, – крякнула я, – некрасиво.