Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты

Ахмед-паша вошел в Рущук и просидел там два месяца, получив за это время подкрепление. Теперь у него стало почти 70 тыс. бойцов. Кутузов, тоже получивший дополнительно две дивизии из Ясс и Хотина, имел 25 тыс. В ночь на 9 сентября великий визирь начал переправу через Дунай[275]. За три дня он перевел на левый берег около 40 тыс. человек, которые закрепились на позиции с тремя редутами. На правом берегу, в лагере у Рущука, оставалось еще больше 25 тыс. турок. Тогда Кутузов скрытно переправил корпус генерал-лейтенанта Е.И. Маркова в 7,5 тыс. штыков и сабель на правый берег в тыл рущукскому лагерю. Внезапной атакой Марков захватил лагерь и прогнал остатки его защитников в Рущук. Основная же группировка Ахмеда-паши на левом берегу Дуная оказалась в кольце русских войск и под огнем не только с суши, но и со стороны подоспевшей Дунайской флотилии.

Сам Ахмед-паша ночью ускользнул из окружения на лодке через Дунай в Рущук, что только обрадовало его «искреннего друга» Кутузова. «Если бы визирь не ушел, — рассудил Михаил Илларионович, — то некому было бы известить султана о положении, в какое мы поставили его армию»[276].

Положение турецкой армии, окруженной у Слободзеи и с воды и с суши, становилось все более безысходным. Редуты ее были разрушены, орудия сбиты, боеприпасы израсходованы. В лагере турок начался голод, свирепствовали болезни. «Нет нации, которая бы такие бедствия перенести могла, — уведомлял об этом Кутузов военного министра М.Б. Барклая-де-Толли. — Прежде питались они лошадиным мясом без соли, но, будучи всякой день более стесняемы, наконец, лишились всех лошадей. Потом питались некоторое время травяными кореньями, но и сей способ истощился. Не имея дров и будучи почти наги, умирали по нескольку сот ежедневно»[277]

.

В критический момент, когда турки под Слободзеей были уже на краю гибели, Кутузов предложил Ахмеду-паше заключить бессрочное перемирие и отдать россиянам остатки турецкой армии «на сохранение». Этот термин означал, что турки будут разоружены, но их оружие сохранится под общим контролем, а сами они «не должны рассматриваться как военнопленные; <…> они должны считаться „муссатирами“ (гостями) до тех пор, пока мир окончательно не будет установлен». 26 ноября 1811 г. «благороднейший и прославленный друг» Михаила Илларионовича подписал с ним, соглашение на столь необычных условиях. К тому времени из окруженных под Слободзеей примерно 36 тыс. турок в живых оставалось «тысяч до 12».

За отличия в боевых действиях под Рущуком и Слободзеей Кутузову и потомству его Александр I пожаловал «графское Российской империи достоинство».

Тем временем мирные переговоры Кутузова с заместителем великого визиря М. Галибом-эфенди затягивались. Французский поверенный в делах Турции Ж.-П. Латур-Мобур, по данным русской дипломатической агентуры, «пытался внушить султану, что ввиду близящейся войны России с Францией Турции не следует заключать мир, поскольку Франция вернет ей завоеванные уже Россией территории»[278]

. Время шло — месяц за месяцем, — а турки все уклонялись от согласования мирного договора. Вдруг, уже в марте 1812 г., из Петербурга в Бухарест, где Кутузов вел переговоры с Галибом-эфенди, примчался нарочный с письмом государственного канцлера графа Н.П. Румянцева от 5 марта — секретным и сенсационным.

Оказалось, что русский посол в Париже князь А.Б. Куракин обратил внимание Александра I «на несумнительный способ, по дошедшим до него верным сведениям, к прекращению всех с Францией распрей: сей способ есть раздел Оттоманской империи…». Александр I «повелел немедленно известить» об этом Кутузова. «Его Величеству угодно, — говорилось в письме Румянцева, — чтобы Ваше Сиятельство тотчас позвали к себе Галиб-эфендия и, требуя от него непроницаемой тайны, известили бы его именем Его Императорского Величества, что государь император, невзирая на войну между Россией и Оттоманскою портою, <…> находит ее существование необходимо нужным в общем составе Европы». Поэтому император «предлагает султану от искреннего сердца превратить войну, ныне существующую, в теснейшую дружбу». В случае же отказа Турции, «не остается ничего другого делать Его Величеству, как с сокрушенным сердцем согласиться на предложение Франции и силами своими содействовать тогда к падению Турецкой империи».

Кутузов без промедления передал все это Галибу-эфенди. Тот обещал информировать о таком повороте дел султана. Александр I между тем нервничал и торопил Кутузова. «Величайшую услугу вы окажете России поспешным заключением мира с Портою, — писал он Михаилу Илларионовичу 22 марта 1812 г. — Убедительнейше вас вызываю любовию к своему отечеству обратить все внимание и усилия ваши к достижению сей цели. Слава вам будет вечная»[279].