Фельдмаршал Репнин

   - Васильчиков отодвинут в сторону: Потёмкин стал первым фаворитом её величества. Государыня души в нём не чает. С её благословения он стал вице-президентом военной коллегии, подполковником лейб-гвардии Преображенского полка, возведён в графское достоинство Российской империи. На праздновании мира государыня вручила ему шпагу, осыпанную бриллиантами, а также свой портрет с драгоценностями для ношения на груди. В знак особого благоволения.

Репнин едва уловимо усмехнулся:

   - Вы, Никита Иванович, говорите о Потёмкине так, словно люто его ненавидите, может быть, даже больше, чем ненавидели Орлова.

Прежде чем ответить, Панин помолчал немного, собираясь с мыслями:

   - Ты прав, я ненавижу всех временщиков, которые толпятся вокруг императрицы. Я стараюсь скрывать это от других, но от тебя скрывать не стану. Таких людей нельзя допускать до государственного кормила, иначе своими авантюрными замыслами они могут погубить Россию.

   - Но они уже прорвались к кормилу. Разве не так?

   - Не совсем. Они пока встречают сопротивление со стороны истинных патриотов страны, и мы должны усиливать такое сопротивление, занимая ключевые должности в делах управления государством. И ты, князь, должен тоже занять одну из таких должностей.

   - Что конкретно имеете в виду?

   - Я уже стар и давно подумываю о том, кому передать руководство делами сношений с другими государствами. И каждый раз прихожу к заключению: более других на эту должность подходишь ты. Молчи, молчи, - не дал возразить своему собеседнику Панин. - Сначала выслушай до конца. Я не буду ставить этого вопроса завтра или послезавтра. Я дам тебе отдохнуть, поразмыслить, а потом буду говорить с императрицей. Думаю, она со мной согласится. Как на сие посмотришь?

   - Право, не знаю... Я чувствую себя солдатом, меня тянет к военной деятельности. Но ежели государыня примет такое решение...

   - Решение она примет, - заверил Панин. - Постараюсь убедить её в этом.

Прервав деловой разговор, они выпили немного вина, попили чаю, после чего Панин поинтересовался у собеседника, когда он намерен поехать к государыне с докладом о своём пребывании в Константинополе.

   - Сегодня уже поздно. Наверное, завтра. Но я надеюсь поехать к ней вместе с вами, - сказал Репнин.

   - Тебе придётся ехать без меня, - сказал Панин. - Насколько мне известно, сейчас в Царском Селе днюет и ночует Потёмкин, а я не желаю встречаться с этим человеком. К тому же я должен сначала внимательно изучить твой отчёт, чтобы выставить по делам сношений с Портой собственные предложения.

   - А если о вас спросят, что мне сказать?

   - Можешь сказать, что я болен. Придумай что-нибудь.

2

В Царское Село Репнин поехал утром. Должно быть, слишком поторопился, потому что в час своего прибытия он не увидел в приёмной ни одного посетителя. За столом скучающе сидел секретарь Безбородко.

   - Государыня принимает?

   - Принимает, - ответил Безбородко. - Но у неё сейчас Потёмкин. Придётся подождать.

Ждать пришлось недолго. Потёмкин вышел из кабинета императрицы весёлый, ладный, красивый. Увидев Репнина, подал руку, затем покровительственно похлопал по плечу.

   - Ты к государыне? Она немного утомлена, но будет рада тебя видеть. Подожди минуточку, я поговорю с ней.

Он вернулся в кабинет, но вскоре показался снова:

   - Государыня тебя ждёт, проходи.

Он пропустил Репнина вперёд, сам вошёл следом.

На лице государыни Репнин не увидел никаких признаков утомления. Глаза её лучились счастьем влюблённой женщины.

   - О, князь! - воскликнула она, подавая руку для поцелуя. - Мы с Григорием Александровичем только что говорили о вас - о вас и о сношениях с Портой. Садитесь поудобней и рассказывайте.

Репнин сел на предложенный стул, Потёмкин опустился в кресло, стоявшее в сторонке.

   - Рассказывайте, мы вас слушаем.

   - Право, я не знаю с чего начать. Я составил письменный отчёт, но он остался у графа Панина.

   - А почему сам Никита Иванович не приехал?

   - Граф немного приболел.

   - Надеюсь, не очень опасно. Впрочем, мне довольно будет и вашего устного рассказа.

Государыню интересовали все подробности, и Репнину пришлось долго рассказывать о своём пребывании в Константинополе - как посольство въезжало в город, какие огромные толпы собирались на улицах, чтобы поглядеть на русских, с какими почестями принимали его, российского посла, в Серале, какие преподнесли подарки, о чём говорили на встречах с верховным визирем и султаном. Когда рассказ подошёл к концу, Потёмкин, как бы рассуждая сам с собой, проговорил:

   - Слишком мало запросили у турок. Сумму контрибуции могли бы увеличить вдвое. И от Крыма могли бы заставить отречься. Таврида должна войти в состав Российской империи на правах провинции.

   - Турецкая сторона такие требования никогда не приняла бы, - заметил Репнин. - Мы должны быть довольны тем, что ныне там имеем две сильные крепости да и сама Таврида уже не имеет над собой контроля Порты.

   - Ещё не знаю как, матушка, - обратился к императрице Потёмкин с видом человека, убеждённого в своей правоте, - но я сумею сделать так, что Таврида скоро перейдёт в полное подданство вашего величества. Поверьте моему слову.