Феликс Дзержинский. Вся правда о первом чекисте

В камере имеются разные, совершенно чуждые нам люди и наши враги – те, кто попал сюда за предательство, за деньги, за шпионство. Отвратительные это люди. Ничто в такой степени, как эта совместная жизнь, не открывает души человека. Познаешь ее, и тоска по другим условиям, по другой жизни становится еще сильнее, однако она исцеляет и предохраняет от пессимизма и разочарования. И если бы я мог писать о том, чем живу, то не писал бы ни о тифе, ни о капусте, ни о вшах, а о нашей мечте, представляющей сегодня для нас отвлеченную идею, но являющейся на деле нашим насущным хлебом…

Когда я думаю о том, что теперь творится – о повсеместном якобы крушении всяких надежд, я прихожу к твердому для себя убеждению, что жизнь зацветет тем скорее и сильнее, чем сильнее сейчас это крушение.

* * *

Измотались нервы. Да и состарился порядочно, через год, по всей вероятности, и без волос совсем останусь. А по ночам постоянно сны – настолько выразительные, как будто явь…

* * *

У меня это в натуре: перебрасываться из крайности в крайность в своих настроениях, особенно в тюрьме, то я на горе высокой молюсь и пою гимн радости бытия, то в темной беспросветной преисподней мучаюсь, и в промежутках мертвая зыбь апатии».

…Чуть полегче оказалось в орловской каторжной тюрьме, куда ненадолго перевели Дзержинского. Он даже получает возможность «убивать время чтением повестей Дюма и Диккенса». Луч света – карточки сына Ясика, которые присылает жена из Швейцарии. Но и этой отрады его лишили.

Самая известная фотография заключенного Дзержинского сделана в Орле в 1914 году. Изможденное лицо, глаза – две запекшиеся раны. А на ногах уже язвы от кандалов. Заключения тюремных медиков, что он нуждается в снятии ножных оков, положения не меняют. Летом 1916 года в московской Таганской тюрьме Феликса отправят в больницу с подозрением на гангрену ноги. Через месяц – он опять в кандалах.

Московская судебная палата в мае 1916 года приговаривает Дзержинского к шести годам каторги. С учетом трех лет, отбытых им по первому приговору, срок этого наказания истекает у него в мае 1919 года.

С весны Феликс содержится в московских тюрьмах – в Таганской, затем в Бутырской. Летом он начинает работать подручным портного. Учится сам шить на машинке. Работа в мастерской по пять-шесть часов в день отвлекает его от мрачных мыслей, кроме того, приносит девять рублей в месяц – можно отказаться от помощи родных. В конце декабря 1916-го с Феликса снимают кандалы. К нему постепенно возвращается оптимизм. Он пишет жене: «Что даст нам 17-й год, мы не знаем, но знаем, что душевные силы наши сохранятся, а ведь это самое важное».

И вдруг! Днем 1 марта 1917 года у Бутырок собирается толпа. Еще утром разнесся слух, что тюрьму будут «освобождать». Приходят демонстранты, родственники заключенных. Подкатывает грузовик с вооруженными солдатами.

Около 17 часов ворота Бутырок распахиваются, из них выходят люди в арестантских халатах. Некоторых встречающие подхватывают на руки. Феликс Дзержинский, в то время уже «знаменитость» (за его судьбой следила революционная печать), оказывается в числе тех, кого на грузовике везут на заседание Московского Совета в здание городской Думы. По пути машина останавливается, и ее пассажиры произносят зажигательные речи.

Так в митингах и прошел для Феликса остаток дня. Вечером в том же арестантском одеянии он пришел на квартиру к своей сестре Ядвиге в Замоскворечье. Она перебралась в Москву из Варшавы, оккупированной немцами.

Одиннадцатилетняя эпопея тюремных страданий Феликса Дзержинского завершилась курьезом. В сентябре 1917 года московская тюремная инспекция вдруг строго запросила Бутырскую тюрьму, содержится ли там Феликс Эдмундов Руфинов-Дзержинский, а если освобожден, то по чьему распоряжению. Ответ гласил (посмотреть бы на лицо того, кто его составлял): таковой «1 марта с. г. толпой народа освобожден из-под стражи». «Какие приняты меры к розыску?» – не унимался чин тюремной инспекции. Администрация Бутырок в середине октября запросила разъяснений у прокурора окружного суда: разыскивать Дзержинского или официально его освободить? А через неделю грянула другая революция – Октябрьская.

Что дальше?

После освобождения из тюрьмы Дзержинский далеко не сразу находит себя в новой исторической обстановке.

Общероссийскими делами Феликс Эдмундович прежде не занимался. Все его планы связаны с возвращением в Польшу. Он хочет, чтобы именно туда из Швейцарии перебрались Софья Сигизмундовна и Ясик. Пока в Варшаве немцы. Но ведь повсеместно идут разговоры о мире. Надо готовиться к продолжению борьбы в новых условиях, вместе с русскими товарищами.