Феллини

26 марта 1958 года Джульетта Мазина едет в Голливуд, но без Федерико. Она получит из рук актрисы Даны Уинтер и Фреда Астера, через год после награды за «Дорогу», статуэтку «Оскара» за лучший иностранный фильм.

В 1959 году по фильму «Ночи Кабирии» Нейл Симон поставил на Бродвее мюзикл под названием «Сладкое милосердие», режиссером и хореографом которого был Боб Фосс. Десять лет спустя, в 1969 году, Боб Фосс сам снимет фильм на основе этой постановки, сделав первые шаги как режиссер кино.

В ходе того же 1957 года Джульетта и Франка Марии снимаются в комедии «Фортунелла», над сценарием которой работали Федерико, Эннио Флайяно и Туллио Пинелли для своего друга Эдуардо Де Филиппо. Джульетта играет роль старьевщицы на блошином рынке Рима, убежденной в том, что она — дочь принца. Она живет с проходимцем (Альберто Сорди), который не колеблясь оговорил ее, чтобы посадить в тюрьму вместо себя. При выходе из тюрьмы она узнает, что любовник нашел себе другую, а принц доказал невероятность ее родства с ним. Разочарованная и огорченная, она бросает все, присоединяется к труппе бродячих артистов и будет играть роли принцесс.

Именно для этого фильма Нино Рота сочинил знаменитую мелодию «Фортунелла», которая затем снова прозвучит в «Крестном отце». А Нино Рота будет удостоен за нее премии «Оскар» в 1974 году.

Это был также последний сценарий, который Федерико писал для другого режиссера.

ФЕДЕРИКО И ЕГО ЖЕНЩИНЫ

Федерико Феллини, как и многие итальянцы, был фанатиком женщин. Как и его «маменькины сынки», он мог говорить о них беспрестанно. И как многие мужчины — разумеется, чтобы быть уверенным в своей способности соблазнять, — любил окружать себя красивыми женщинами, бывать с ними в обществе, заигрывать с ними, создавать впечатление, что их отношения необыкновенны и уникальны. Он позволял им — молодым или не очень — верить, что они являются важной частью его жизни. Но как только отношения рисковали приобрести более серьезный характер, он сбегал с проворством кота, недовольного, что ущемляют его привычки.

Можно было подумать, что он опасался оказаться «не на высоте», если бы отношения закончились любовной связью, что он убегал, пытаясь защитить себя от кошмара, какой-то тревоги, которая преследовала его. Если верить бестактным заявлениям его друга, журналиста Серджо Дзаволи, это могло быть вызвано травмой, пережитой Федерико в восемнадцатилетнем возрасте в одном из борделей Флоренции, когда его сексуальное «посвящение» прошло не очень удачно…

Ловеласом Федерико был больше на словах, чем на деле, скорее хвастая, чем изменяя; он никогда, ни на мгновение не помышлял оставить свою жену. Лучшим свидетельством этого являются пятьдесят лет их брака. Потому что помимо любви и преданности Джульетта была его убежищем, гаванью, куда он всегда мог вернуться и бросить якорь, а еще потому, что она представляла собой загадку. «Вот в чем сила Джульетты: в ее загадочности», — свидетельствовал Бернардино Дзаппони. А падре Арпа добавлял: «Джульетта была не просто его опорой, она была также его дыханием». Конечно, она должна была тысячу раз испытывать ревность из-за измен своего мужа, подлинных или мнимых, о чем не упускали случая сообщить добрые друзья и скандальная пресса, но не позволяла себе показать это. Впрочем, даже если Федерико не мог обуздать свой темперамент, он всегда оставался очень сдержанным даже с самыми близкими друзьями, и известны только две его довольно серьезные внебрачные связи.

Первая — с красавицей Леа Джакомини, которую он встретил в 1954 году, когда, снимая «Дорогу», впервые впал в депрессию. По его собственному признанию, он испытал по отношению к ней совершенно непреодолимое сексуальное влечение. Одним из свидетелей этой истории является давний друг Феллини Титта Бенци, сопровождавший его иногда в этих безрассудных проделках и обеспечивавший ему алиби. Однажды, когда он сопровождал Федерико в поездке к Леа в Сан-Марино, тот сказал:

— Подожди меня немного в этом баре, я ненадолго.

Титта ждал до закрытия бара, а затем, так и не дождавшись, вышел на улицу и продолжал ждать, маршируя под аркадами, чтобы согреться. Незадолго до рассвета наконец появился Федерико. Измученный, продрогший, возмущенный Титта закричал:

— Ты мог бы мне сказать, что задержишься, вместо того чтобы оставить здесь мерзнуть всю ночь!

— Ты мой друг или кто? — ответил Федерико.

Другой друг, иногда сопровождавший Федерико в его похождениях, — это Марчелло Мастроянни:

— Я ему рассказывал о всех своих передрягах, он взрывался гомерическим хохотом, но мало что рассказывал о своих. Теперь, когда я снова думаю об этом, я вспоминаю, что иногда он просил меня подвезти его к площади Унджериа. Он выходил из машины перед церковью, сообщал мне, что у него свидание, и ждал, когда я отъеду, прежде чем шел куда-то. Очевидно, он не хотел, чтобы я увидел, в какой подъезд он войдет.