Фенэтиламины, которые я знал и любил. Часть 1

Я села и, поджав под себя ноги, ответила: «Сказать по правде, я отвлеклась от процесса из-за своего воображения, смешавшего границы фантазии и реальности. Я думала о том, насколько легко оказаться захваченной внутренней картиной и как это может быть забавно, но и пугающе для того, кто раньше никогда не пробовал галлюциногены и не знает, как вернуться назад в нормальную, обычную реальность, потому что он не может сказать, где эта реальность.

- Но ведь тебя не одурачили, не так ли? - спросил Шура. - Я хочу сказать, даже очень наивный человек, обнаруживая, что он видит какие-то места и вещи с закрытыми глазами, где-то все равно знает, что может открыть глаза. Если, конечно, он не передознулся. Чтобы уловить смысл происходящего при передозировке, нужно действительно обладать большим опытом и даже при этом условии могут возникнуть трудности».

Я подвинулась и легла рядом с Шурой. Его длинные пальцы начали легонько ласкать меня, а я пока смотрела на потолок и видела на затененной поверхности огромное количество крошечных калейдоскопов. Они двигались и ударялись друг о друга, словно клетки крови под микроскопом. Я улыбнулась и, когда Шурина рука на мгновение замерла, а его глаза открылись пошире в немом вопросе, я объяснила ему, что происходило на потолке. Он посмотрел наверх и сказал: «Да, это штука довольно активно действует, правда?»

Его рука продолжила свое исследование. Я подумала о том, насколько хорошо он знает мое тело, а потом услышала, как он заговорил, слегка улыбаясь: «Знаешь, я проделал небольшой эксперимент, который мог бы заинтересовать тебя. На прошлой неделе я задал Рут и Джорджу тот же вопрос, который задавал всем остальным участникам группы, за исключением Дэвида. Я спрашивал их, что они думают о моем решении жить с тобой. Веришь или нет, все они сказали одно и то же, и звучало это примерно так: нет, не делай этого, а то разочаруешься, не думаю, что она подходит тебе, Шура. Не припомню, чтобы хоть один из них сказал что-нибудь позитивное об этой идее. Разве это не интересно, с учетом сложившихся обстоятельств?»

Я сделалась неподвижной. Мой Наблюдатель отметил, что они ответили отрицательно, потому что им задали такой вопрос; если ты вынужден спрашивать об этом, то, скорее всего, в ответ ты услышишь «нет».

Я открыла рот, чтобы выложить Шуре это, и объяснить ему спокойно, с точки зрения здравого смысла, почему все его друзья ответили именно таким образом, но внезапно, без всякого предупреждающего знака, что-то во мне разбилось вдребезги и пылающие угли отправились в дымоход. Я пыталась сосредоточиться, пока горячие слезы катились у меня из глаз, стекая по подбородку. Не помня, как я встала, я обнаружила, что сижу на кровати, а мои руки вцепились в одеяло. За несколько секунд мой внутренний мир сократился до размеров темного, пурпурно-красного туннеля, в котором не было ничего, кроме боли. Я рыдала, содрогаясь с такой же силой, с какой пульсировало во мне горе, поднимаясь со дна этого туннеля и обжигая мне глаза. Потом я почувствовала, как меня пронзил ярко-оранжевый свет - гнев, после чего поток энергии стал другим. Мой плач словно пробивался теперь через какую-то преграду; я смутно осознала, что мои челюсти крепко сжаты. Я перестала понимать, что происходит, и слышала лишь звуки собственного взрыва. Мне показалось, что я кричу сквозь стиснутые зубы, и кричу довольно громко.

Мой Наблюдатель, почти потерявшийся в этом хаосе, с легким удивлением подумал, а не выпустил ли случайно мой дорогой мужчина на волю тигра покрупнее, чем он ожидал.

Шура спокойно ждал, когда разразившийся шторм начнет утихать. В этот момент я неотчетливо чувствовала своими внутренностями, что выкрикиваю ему слова вроде «это жестоко», «по-садистки», и «невыносимо»; еще я уловила отголоски слов «ужасно» и даже «глупо». Я лежала, уткнувшись лицом в мокрую от слез подушку, и чувствовала, что поток замедляется. Его цвет уже не был пурпурно-красным, оранжевым, желтым или черным; единственные цвета, которые были доступны моему восприятию, были голубой и фиолетовый с розовым по краю. Я очистилась от эмоций и лежала умиротворенная.

Я приподнялась и медленно перевернулась на спину. Я уставилась в потолок, зная, что между мной и Шурой возникла стеклянная стена. Эта стена была моим другом, и она не исчезнет, пока у Шуры не появится очень подходящий довод, доказывающий, что ее нужно убрать. Самое лучшее в этой ситуации, подумала я почти с удовлетворением, - это то, что я больше не испытываю боли. По крайней мере, на данный момент мне все равно. В центре моей груди образовалось озерцо с чистой голубой водой, и я могла там плавать в свое удовольствие долго-долго, пока все не заживет.