Фенэтиламины, которые я знал и любил. Часть 1

Когда именитый гость из Индии с тюрбаном на голове пустился представлять себя, я приникла губами к правому уху Шуры и прошептала: «Это означает, что Урсула не приехала с тобой?»

Он кивнул в знак подтверждения. Все в порядке. Может быть, она приедет на следующей неделе или еще когда-нибудь, но, по крайней мере, сейчас ее не было рядом с ним. Я старалась, чтобы мое лицо оставалось бесстрастным, и благодарила богов за то, что большинство людей не обладает полноценным телепатическим даром и не транслирует свои чувства и мысли большую часть времени. Мне было бы трудно объяснить сильную вспышку возбуждения, которую я ощутила. В общем-то, объяснить ее самой себе тоже было затруднительно.

После выступления гостя и до начала музыкального отделения вечера был сделан перерыв. Гости угощались вином и кофе, приготовленными Хильдой. Мы с Шурой вышли на просторную веранду, чтобы покурить. Шура прихватил с собой пластиковый стаканчик с вином и уселся на широкие деревянные перила. Я неожиданно вспомнила вопрос, который забыла задать ему во время нашей первой встречи.

- Между прочим, - сказала я, - не сомневаюсь, что ты, должно быть, отвечал на этот вопрос тысячу раз, но все-таки - ты состоишь в родственных отношениях с композитором Бородиным, тем, который написал «Князя Игоря»?»

- Боюсь, мы очень дальние родственники. Так что хвастаться нечем.

- Ладно, теперь будет необычный вопрос. Скажи мне, что ты собираешься делать со своей дамой из Германии. Вы с ней пришли к какому-нибудь решению насчет того, в какую сторону пойдете отсюда? Или оттуда?

Шура стряхнул с сигареты пепел:

- Да, полагаю, можно сказать, что мы приняли некое решение. Она собирается разводиться, паковать свои вещи и вскоре - сколько бы ни пришлось ждать - она приедет ко мне.

Я отметила любопытную монотонность в его голосе и решила рискнуть.

- Все это звучит очень обнадеживающе, но почему ты говоришь - ну, тон, которым ты говоришь, не соответствует твоим словам, если ты простишь мою... - я сделала извиняющийся жест.

Он покачался на перилах, посмотрел на стеклянную дверь и пробивающийся сквозь нее свет из гостиной, обдумывая ответ: «Да, скорее всего, в моем голосе не было особого восторга, возможно, потому, что слишком много раз я принимался рано радоваться. Ведь она не впервые говорит мне, что переедет сюда, однако, кажется, мне никогда не назовут точную дату».

Шура поискал глазами пепельницу, и я предложила ему треснутое голубое блюдце, которое я нашла на полу веранды. Наверное, из этого блюдечка ела кошка.

- Когда она хочет увидеться со мной, - продолжил Шура, - она извещает меня о своих планах незадолго до приезда и никогда не остается у меня надолго. И все же, пока она со мной, она говорит так, словно на самом деле намеревается переехать; когда она рассуждает о том, что изменит в моем доме это и это, ее слова звучат так, будто она не может больше откладывать переезд, хочет остаться со мной навсегда. Но потом, спустя пару недель, она всегда уезжает домой и говорит свое вечное: «Всего лишь несколько месяцев, пожалуйста, потерпи всего лишь несколько месяцев.

Я поинтересовалась: «А что в это время делает ее муж?» Шура посмотрел прямо на меня, глубокая морщина, что была у него между бровей, в отражавшемся свете показалась еще резче:

- Знаешь, возможно, это самый необычный момент в наших и без того странных отношениях; Урсула постоянно повторяет мне, что Дольф страшно расстраивается и злится из-за этого, иногда он готов даже пойти на какую-то жестокость – в конечном итоге, это нельзя исключать. И все-таки, несколько раз он поднимал трубку, когда я звонил в Германию, чтобы спросить у Урсулы о чем-нибудь важном, что не могло ждать письма. И всегда он разговаривает со мной, как со своим другом. Словно между нами ничего не изменилось, ничего не происходит. Не знаю, что и думать по этому поводу».

- Может, он просто держится молодцом?

- Нет, не похоже. Когда человеку приходится сдерживаться, в его голосе всегда чувствуется напряжение, и ты можешь довольно легко угадать это. Но в голосе Дольфа никакого напряжения нет, как нет намека на что-то, что приходится скрывать. Он говорит так, будто действительно рад слышать меня и по-прежнему меня любит как друга. Его голос звучит просто невероятно. Дольф болтает со мной о статьях в журналах и о прочей ерунде, и мы беседуем также, как обычно, когда он приезжал ко мне. Потом он со мной очень нежно прощается и передает телефонную трубку свой жене.

- Господи, Боже мой, - сказала я в искреннем удивлении. -Все это совершенно бессмысленно, не правда ли? Ведь ты ожидаешь какого-то взрыва или обвинений, или хотя бы какой-то грусти, не так ли?

- Да, - сказал Шура, - думаю, это мне и следует ожидать.

В дверном проеме возникла Хильда и поманила нас в гостиную. Пробираясь в свой уголок, я размышляла над тем, что Шура только что рассказал мне.

Он удивляется, как его женщина может играть в подобные игры; он чувствует, что что-то не в порядке, но не знает, что именно и где искать этот разлад.