Когда мыски его начищенных до блеска белых эйр-форсов касаются мысков моих розовых хуарачей, мне приходится вскинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Для флайеров в чирлидинге есть жесткое ограничение по росту, и я идеально в него вписываюсь, мой рост всего сто пятьдесят три сантиметра. Рост Итана около ста восьмидесяти восьми сантиметров, но для меня он все-равно Дылда, потому что я едва дохожу ему до уровня плеч.
Никогда еще не стояла так близко с Итаном. И должна признать, что пахнет этот козел очень даже вкусно, чем-то сладким, я бы даже сказала лимонным.
— Лукреция, — рычит он мое имя, возомнив себя диким львом и заставляя меня перестать его нюхать.
— Итан.
Снова тишина.
— Зачем ты это сделала?
— Что сделала? — усмехаюсь я.
— Прекрати. Это не смешно.
— Я, конечно, догадывалась, что ты не знаком со значением слова «смех», учитывая, что твоя наполненная снобизмом личность просто не способна издать этот звук, но чтоб ты разбирался в том, что смешно, а что нет, — даже подумать о таком чуде не могла.
Итан закатывает глаза.
Больше всего на свете, — ну не всего, но больше этого хочу только победу на чемпионате и мамины вяленые томаты с рукколой на багете с творожным сыром, — я хочу довести этого козла до истерики.
— Ты не имела права заявлять меня на чемпионат.
Да, я это сделала.
Сюрприз!
Сказала его матери, что Итан отлично бы вписался в нашу команду на грядущих соревнованиях. Нора даже не стала спорить и подала заявку, указав там его имя. Вот почему ее не было на игре, она спасала свою задницу.
— А я и не заявляла, — широко улыбаясь, отвечаю я. — У меня нет таких полномочий.
Ну честное слово, он так зол, что сейчас начнет свистеть, как кипящий чайник.
Потрясающе!
— Лукреция, мне ничего не стоит вышвырнуть тебя из команды.
Так-так, а вот это уже похоже на объявление войны.
— Ты не посмеешь! — Ярость стремительно разливается по моим венам, пока я выплевываю ему: — До чемпионата меньше месяца!
— А мне насрать, — зло усмехается он.
— Нет, тебе не насрать. — Тыкаю его пальцем в грудь. — Было бы насрать, ты бы не стал нашим вторым тренером. Собираешься закончить УЮ, рекомендую начать подготовку к соревнованиям, потому что ты теперь — один из нас. Нравится тебе это, или нет. Твоя мать была в восторге от моей идеи, особенно когда узнала, что ты даже не попытался помочь парням выполнить самый элементарный стант. Так что, если хочешь высказать кому-нибудь свои претензии, то встань перед зеркалом и пускайся во все тяжкие.
Некоторое время мы продолжаем молча выжигать на лицах друг друга какие-то символы. Ну, лично я представляю, что выжгла у него на лбу огромный фаллос, а что он себе представляет на моем лице, я не знаю.
Жаль, что я не умею читать мысли.
Хотя, если бы я даже умела их читать, то мысли этого урода были бы самыми скучными в сравнении с мыслями всего человечества в целом.
Клянусь, даже «Война и мир27
» Толстого гораздо интереснее!Этот хмурый чувак наверняка двадцать часов из двадцати четырех думает о том, как он всех ненавидит, а оставшиеся четыре часа кидает дротики в фотографии всех, кого он ненавидит. Уверена, что у него вместо обоев на стенах квартиры — фотки, фотки, фотки.
Смотрели фильм «Вторая жизнь Уве28
»? Вот, Уве и Итан — один человек.Не понимаю, как этого парня вообще можно терпеть.
Интересно, во время секса он такой же противный, или нет?
Если да, то это объясняет, почему он не хвастается сексуальными похождениями.
— Джелаточка, ну куда ты так быстро убежала? — доносится голос моего парня, выходящего из раздевалки.
Закатываю глаза.
Снова смотрю на Итана и замечаю, как уголок губ козла дергается в подобии усмешки. Быть такого не может.
— У тебя, кажется, защемило, вот здесь, — показываю пальцем на свой уголок губ. — Не откладывай на потом, сейчас же покажись врачу.
Неожиданно Дылда наклоняется и шепчет мне на ухо:
— Как скажешь, Дже-ла-точ-ка.
Конец фразы он произносит, издав смешок, а затем выпрямляется и тут же проходит мимо меня, направляясь на выход.
Итан Мур что, только что усмехнулся?
Господи, вот это глюк!
Глава 5
— Сколько миллионов раз я просила тебя не называть меня так? — гневно интересуюсь я у Вуди, когда мы остаемся в коридоре одни.
Он хмурится и пристально смотрит на меня своими зелеными глазами.