Феномен ДБ

«Графоман – любой, кто много пишет. Графоман – любой, у кого есть мания писать. А вот плохо пишущий человек называется бездарью, не будем тратить на него хорошее слово «графоман». Я – графоман. Горький – графоман. Дюма. Лев Толстой с его девяноста томами. Николай Задорнов – с романом «Амур-батюшка». Но надо же просто понимать чётко, что графомания в смысле «бездарность» – плохо. Кто бездарен, мы понимаем: чем он громче орёт о своем даровании, тем он более бездарен. … Издавать всё, что человек пишет, нельзя. Не потому, что это может быть идейно неправильно, а потому, что это качественно плохо».

Графомания в смысле «бездарность» – это я даже не стану обсуждать. Тут Быков снова пытается сместить акценты, подменить понятия, лишь бы как-то оправдаться. Все перечисленные Быковым писатели не имеют никакого отношения к графомании, и уж во всяком случае, за их спиной не удастся спрятаться подлинному графоману.

Если же исходить из того, что графомания – это способ, который помогает избавиться от навязчивых переживаний, то всё становится понятным. Пишут много, пишут настойчиво, пишут самые разные люди – от домохозяек до журналистов. Пишут и в издательства, и на страницах интернета, не говоря уже об эпистолярном жанре, который в наше время трансформировался в нескончаемые разговоры, особенно если учесть возможности мобильной связи. Отчасти соглашусь с Быковым – даже Лев Толстой такого увлечения не избежал, но у него это покаяние в грехах, а поводов для сожалений о том, что совершил в молодые годы, судя по всему, было у классика немало.

Итак, можно только радоваться тому, что в наше время, наряду с достижениями фармацевтики, появилось немало других способов для улучшения своего здоровья – речь идёт о психике. И всё это – благодаря обрушившейся на нас свободе, которая расширяет возможности «самотерапии», способствуя избавлению от комплексов.

Любопытно, как Быков понимает эту самую свободу [3]:

«У меня своё определение свободы. Свобода – это сложность: чем система сложнее, тем она свободнее. В ней больше вариантов, щелей, лазеек – СССР в семидесятые был свободнее нынешней России, хотя в нём не было свободы слова, всеобщих выездов за рубеж и ночных клубов, не говоря уж об «Азбуке вкуса». А свободы было больше, потому что система была разнообразнее, интеллектуально богаче, осмысленнее. Можно было поддерживать эту систему, а можно – с ней бороться (сейчас то и другое одинаково противно). Я свободен в той степени, в какой выпадаю из навязанных ролей и ниш, из готовых рубрик, вообще из схем».

Я бы на месте Быкова, будь у меня такая невероятная возможность, не стал бы утверждать, что свобода – это сложность. Можно говорить о том, что время предоставляет нам то или иное количество степеней свободы. Что же касается лазеек и щелей, то они к этому не имеют никакого отношения. Изворотливый жулик может найти способ обойти закон, но это ария совсем из другой оперы. Так что, на мой взгляд, сейчас степеней свободы гораздо больше, чем в СССР – надо только умело воспользоваться столь внушительным богатством. Быкову, похоже, это удалось.

Глава 11. Быков и Булгаков

Это становится для меня традицией при написании биографий – сравнивать жизненный путь признанного писателя с тем, что выпало на долю Михаила Афанасьевича Булгакова. В книге о Германах есть такая глава, где я пытаюсь отыскать нечто общее в судьбе Булгакова и Юрия Германа, популярного писателя в 30-50-е годы прошлого столетия. Вот и теперь не могу отказать себе в удовольствии свести в одной главе автора «Остромова» и создателя романа о Мастере и Маргарите. Для этого есть и предметный повод: в 2009 году Дмитрию Быкову вручили премию имени Булгакова. Вот что ответил Быков на вопрос журналиста о том, каково его отношение к творчеству этого писателя [124]:

«В высшей степени уважительное. Не могу сказать, что перечитываю Булгакова постоянно, но "Мастер и Маргарита" – один из великих романов ХХ века. Хотя моя трактовка этой книги не вполне совпадает с общепринятой, она ближе к версии А. Зеркалова (Мирера) и восходит к его книгам "Евангелие Михаила Булгакова" и "Этика Михаила Булгакова". Я считаю, что роман всё-таки антиволандовский, антисталинский и в какой-то мере антимастерский. Я люблю "Белую гвардию", спокойно отношусь к "Собачьему сердцу" и "Театральному роману", а вот пьесы Булгакова мне нравятся чрезвычайно, да и сама его личность очень симпатична».

Запомним это выражение – «один из великих романов». Кстати, про Льва Толстого ничего такого Быков не сказал, даже уличил графа в графомании. А теперь вернёмся на несколько лет назад, когда на страницах журнала «Огонёк» Дмитрий Львович высказывался о романе Булгакова куда более откровенно [125]: