Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В начале XIX века в транспортировке ссыльных в Сибирь царил хаос. Действительный статский советник Н. О. Лаба (1766–1816), в 1802 году посетивший Сибирь с инспекцией условий содержания ссыльных, сообщал непосредственно Александру I, что многие поселенцы испытывали нехватку денег или одежды еще на европейской территории России, выходя из своих губерний; другие были ограблены чиновниками уже в пути. Третьи, хотя и были должным образом экипированы властями на местах, остались без средств, «по небрежении и распутству кормовые деньги промотав, не дошедши еще половину пути». В результате многие ссыльные вынуждены были по дороге продавать зипуны, испытывали нехватку продовольствия и теплых вещей и выбивались из сил, рассчитывая исключительно на подаяние сибиряков, в чьих избах ночевали. Лаба отмечал, что делопроизводство находилось в ужасающем состоянии, в арестантских партиях царила путаница, документы терялись и подделывались [РГИА. Ф. 383. Оп. 29. Д. 924 (1806). Л. 27; Пейзен 1859: 29–30]. В 1806 году Александр I издал указ, в котором признавалось, что сибирские власти, принимавшие ссыльных, «ни рода ни числа их верно не знали». Указом предписывалось создать в приграничных населенных пунктах каждой губернии на пути следования ссыльных специальные конторы. Там должны были составлять точные списки, в которых бы фиксировалось число прибывающих ссыльных, их состояние и место назначения [РГИА. Ф. 383. Оп. 29. Д. 953 (1818). Л. 24]. Тем не менее документация так и осталась бессистемной и неполной. Транспортировка ссыльных проходила так беспорядочно, что чиновники «потеряли счет людей и денег, отпущенных по продовольствии тех, кои приняты в зачет повинности» [РГИА. Ф. 383. Оп. 29. Д. 924 (1806). Л. 29]. Побеги, смерти и присоединение к партиям новых ссыльных из губерний, через которые лежал путь, – все это затрудняло сбор точных статистических данных о числе и местонахождении арестантов [РГИА. Ф. 383. Оп. 29. Д. 953 (1818). Л. 2].

Высшие правительственные круги были обеспокоены тем, что неспособность доставить ссыльных на место назначения живыми и здоровыми препятствует достижению экономических целей государства. В 1813 году министр внутренних дел О. П. Козодавлев (1753–1819) отправил гневное письмо генерал-губернатору Сибири И. Б. Пестелю, в котором возмущался тем, что из 1111 душ мужеского пола, предназначенных для Иркутской губернии в 1809–1811 годах, на места прибыло только 625. Из них 486 были оставлены в Томской губернии: 178 на поселении, 219 – из-за болезней, не позволявших идти дальше, а остальные – для работы на местных заводах. Признавая, что больных действительно следует оставлять в Томской губернии на попечение местных общин, министр отметил, что под этим предлогом там остаются совершенно дееспособные люди, хотя их место назначения – Иркутская губерния. Томским губернским властям было дано указание не задерживать у себя таких ссыльных [РГИА. Ф. 383. Оп. 29. Д. 938 (1811). Л. 88–89].

Чиновники на другом конце Сибирского тракта разделяли негодование Санкт-Петербурга. В 1818 году иркутские губернские власти все еще жаловались в столицу на то, что из ссыльных, следующих в Восточную Сибирь, места назначения достигает менее половины. Расследования показали, что «самые лучшие люди по летам и способностям» оставались в европейской части России и в Западной Сибири, где их направляли на различные работы. В Иркутск отправляли только тех, чье здоровье было уже подорвано почти десятилетним каторжным трудом. Власти знали об этой проблеме. Учитывая, что дорога в Иркутск часто занимала от четырех до десяти лет, в 1817 году Санкт-Петербург потребовал от всех губернаторов, чтобы ссыльные доставлялись на место назначения «без остановочно». Правительство также подвергло резкой критике практику преднамеренной отправки в Восточную Сибирь слабых и больных, неспособных к самостоятельному поселению. Эти ссыльные, отмечал Правительствующий сенат, составляют «класс тунеядцев и нищих, требующих пособия в самом пропитании, отягощающих собой крестьянские общества и… заражающих семейства пороками и болезнями». Но, будучи вне досягаемости столичных властей, местные органы управления продолжали отбирать для собственных нужд здоровых ссыльных, следующих в Сибирь. Таким образом, место назначения каждого ссыльного зависело не только от официально вынесенного приговора, но и от той экономической выгоды, которую он мог принести [РГИА. Ф. 383. Оп. 29. Д. 953 (1818). Л. 1. 12–14][453].