Первый фрагмент взят из воспоминаний Л. И. Грановской, арестованной в 1937 году и перевезенной из Ленинграда в Мордовию для отбытия пятилетнего срока; второй рассказ принадлежит женщине-заключенной, у которой я взяла интервью в 2007 году: ее сравнительно недавно перевезли из Москвы также в Мордовию, для отбытия восьмилетнего срока. Обстоятельства ареста этих двух женщин были различны: Людмила была политической заключенной, ее арестовали как жену врага народа, Соню же осудили за торговлю наркотиками. Условия их заключения тоже различались. Людмилу Ивановну не защищала подпись России под Европейской конвенцией о правах человека, а после освобождения ее сослали на север России. Соне же, которой удалось воспользоваться амнистией начала 2000-х, решившей проблему перенаселения тюрем, – напротив, разрешили в 2008 году возвратиться домой, где она стала дожидаться освобождения своего гражданского мужа, отбывавшего 12-летний срок, тоже за торговлю наркотиками.
Рассказы этих женщин о транспортировке к местам заключения обнаруживают удивительное сходство: обе они испытали на себе обращение, которое считают унизительным, оскорбительным, обезличивающим, – как мы увидим далее, характерные признаки «сурового наказания». Причина, по которой осужденные в Российской Федерации и ныне, подобно своим предшественникам, вынуждены переносить дальние переезды, связана с наследием той системы, при которой исправительные учреждения были призваны помещать правонарушителей в «места заключения», расположенные на периферии. Российская пенитенциарная система предусматривает четкое разделение труда по географическому принципу, заложенное в годы ГУЛАГа и сохранившееся по сей день, – за счет тех решений, которые принимались на протяжении десятилетия после смерти Сталина по вопросу о том, какие «острова архипелага» следует сохранить. Система эта включает места предварительного заключения (СИЗО), расположенные в крупных городах, и «исправительные колонии», в которых осужденные отбывают свое наказание. Такие колонии находятся преимущественно за пределами городов, в удаленных местах, и часто концентрируются в отдельных зонах периферийных регионов [Pallot 2005; Moran et al. 2011]. После 1930–50-х годов места содержания заключенных были перестроены: общежития, в которых помещаются спальные корпуса, теперь в основном кирпичные, а не деревянные; помывочные перенесены внутрь зданий; устроены актовые и спортивные залы, церкви,
Рис. 13.1. Пункт охраны в лагере в Мордовии. © Judith Pallot, 2016
а кое-где и мечети; однако в целом планировка осталась той же, какой была в советское время. Внутреннее пространство колонии делится на административную, производственную и жилую зоны, а вся территория огорожена по периметру, по верху ограждений протянута колючая проволока и установлены наблюдательные вышки (рис. 13.1).
Страдания, которые Соня перенесла во время этапирования в исправительную колонию, обнаруживают куда более глубоко укорененное и сложное наследие ГУЛАГа. Оказывается, что принципы организации жизни заключенных тоже сохранились до нашего времени. К ним относятся коллективистский подход к условиям проживания и мероприятиям по ресоциализации, обязательное использование труда заключенных, решение ряда бытовых задач за счет их самоорганизации, а также такие дисциплинарные практики, как круговая порука, соревновательность и доносительство среди заключенных. Все эти практики держатся на всепроникающем милитаризме и системе исполнения наказаний, славящейся своей суровостью. Применение наказаний, не предусмотренных законом, не прекратилось и после крушения СССР, о чем свидетельствует, например, случай, получивший широкую известность летом 2018 года. Тогда по всему миру разошелся скандальный видеоролик, где восемь сотрудников избивали одного осужденного. Случилось это в исправительной колонии (ФКУ ИК-1), расположенной в Ярославской области [Боброва 2018]. Год спустя в своей речи перед Советом Федерации генеральный прокурор Ю. Я. Чайка признал, что в процессе расследования ярославского скандала были вскрыты и другие случаи не предусмотренных законом наказаний, применявшиеся в каждом втором регионе Российской Федерации[639]
.