Феномен Солженицына

Мысль, прямо скажем, не ошеломляет своей новизной. Всё это – не что иное, как повторение уже знакомой нам идеи Бердяева, углядевшего в старой, несбывшейся русской мечте о Третьем Риме прообраз Третьего Интернационала.

С той только разницей, что Бердяев высказал эту свою догадку в тот период истории Советского государства, который Ахматова называлавегетарианским,чем отчасти объяснялся сравнительно мягкий, примирительный тон тогдашних его высказываний на эту тему. (Чтобы понять ложь большевизма, говорил он, надо прежде понять и увидеть правду большевизма).

Авторам статей, возмутивших Солженицына, хорошо знаком уже не только вегетарианский, но илюдоедскийпериод истории русского коммунизма, и тон их разоблачений, естественно, иной – более категорический и более злобный, чем у Бердяева.

Но Солженицына возмущает не тон этих разоблачений, а сама их направленность, самая их суть:…

Такое лукавое извращение нашей истории даже не сразу понимается, настолько не ожидаешь его. Сперва с дутым академизмом прослеживается «история» злосчастного бессмертного мессианизма, который… в революцию прикинулся «пролетарским мессианизмом», а в последние десятилетия совлёк маску и снова открылся как русский мессианизм. Так на пунктире, в натяжках и перескоках, идея Третьего Рима вдруг выныривает в виде… Третьего Интернационала! (Ученическое повторение заносов Бердяева.) С ненавидящим настоянием по произволу извращается вся русская история для какой-то всё неулавливаемой цели – и это под соблазнительным видом раскаяния. Удары будто направлены всё по Третьему Риму да по мессианизму, – и вдруг мы обнаруживаем, что лом долбит не дряхлые стены, а добивает в лоб и в глаз – давно опрокинутое, еле живое русское национальное самосознание…

Россия долгое время жила православием, известно. А главное содержание большевизма – неуёмный, воинственный атеизм и классовая ненависть. Так вот, по неохристианскому автору, это всё едина суть. Традиция бешеного атеизма принята в традицию древнего православия. «Русская идея» – «главное содержание» интернационального учения, пришедшего к нам с Запада? А когда Марат требовал «миллион голов» и утверждал, что голодный имеет право съесть сытого (какие знакомые ситуации!), – это тоже было «русское мессианское сознание»? Коммунистическими движениями кишела Германия XVI века, – отчего же в России в XVII веке, в Смутное Время, при такой «русской идее», ничего подобного не было?..

А «марксизм – одна из форм народнического мессианского сознания» – во Франции? В Латинской Америке? В Танзании? И всё это – от немытого старца Филофея?

(Там же. Стр. 68–71)

Это сильный полемический ход. Но дело тут даже не в том, чей ход сильнее. Важно, что пока это – ещё полемика. Горячая, страстная, запальчивая, с перечнем всех припомнившихся взаимных «болей, бед и обид», но – полемика.

Вот тут бы ему и удержаться.

Но этот тон пусть не спокойной, излишне возбуждённой, пристрастной, но всё же полемики сразу срывается на совсем другой. И вот перед нами уже не полемика, не спор, даже не отповедь, а разоблачение злостнойвражеской вылазки,хорошо спланированнойидеологической диверсии….

Вот как, под видом раскаяния, нас выворачивают и топчут…

(Там же. Стр. 68)…

Группа статей в № 97 – не случайность. Это, может быть, замысел: нашей беспомощностью воспользоваться и выворотить новейшую русскую историю – нас же, русских, однихобвинить и в собственных бедах, и в бедах тех, кто поначалу нас мучил, и в бедах едва ли не всей планеты сегодня. Эти обвинения – характерны, проворно вытащены, беззастенчиво подкинуты и уже предвидится, как нам будут их прижигать и прижигать.

(Там же. Стр. 71)

Нет, Солженицын не говорит (как Путин), что нам нечего стыдиться своей истории. Но получается у него именно это. И оказывается, что если нам даже и надо чего стыдиться, так во всяком случае не больше, а может быть, даже и меньше, чем другим народам, странам и государствам….

…Моя статья написана не для того, чтобы применьшить вину русского народа. Но и не соскребать же на себя все вины со всей матушки Земли. Не имели защитной прививки – да, растерялись – да, поддались – да, потом и отдались – да! Но – не изобрели первые и единственные мы, ещё с XV века!

Не мы одни – и многие так, едва ли не все: подкатывает пора – поддаются, отдаются, и даже при меньшем давлении, чем отдались мы, и при лучших традициях, нежели у нас, идаже – «с большой охотой»… Так уже при начале раскаяния получаем мы предупреждения, какими обидами и клеветами будет утыкан этот путь.

(Там же. Стр. 71)

О том, что стыдиться своей истории нам приходится даже меньше, чем другим, Солженицын говорит прямо. И в доказательство приводит такое соображение:…