Феноменология зла и метафизика свободы

Самозванцам нет дела до интересов других. Они других «в упор не видят». Людей ярких, с нетривиальными идеями они нивелируют, редуцируют. Причем двояко. Либо – приклеивая им инвентаризационные бирки-ярлыки классовой, национальной и т. д. принадлежности, считают, сколько где рабочих, женщин, крестьян, аппаратчиков, русских, татар, евреев… Их интересуют не люди, а представители. В свободном обществе свободных граждан комично выглядит выдвижение человека на политический пост не потому, что он предлагает и способен реализовать (благодаря своим личным качествам) идеи, объединяющие интересы многих, а просто потому, что он представитель какой-то социально-демографической или паспортно-полицейской категории. Самозванцы же не видят трагикомизма своего отказа от личностей. Либо, и более того – слушая человека, глядя на него, думают не о том, что он говорит, не о нем, а о том, кто за ним стоит, кого он представляет – жидов, масонов, кооператоров, империалистов, аппаратчиков, а то – пришельцев-инопланетян – в общем, какую-то абстракцию из их инвентарно-складского мировоззрения.

Самозванческое отчуждение от живых людей «ума, чести и совести» – в man

– ничтожит не только людей, но и сами ум, честь и совесть. Лишенные их люди образуют бессовестное, лишенное чести общество идиотов, этакую страну дураков, причем социально опасных.

Это омертвляющее все живое миропонимание подогревается погоней за призраком чести – феномена в высшей степени корпоративного. Представления о чести всегда очень конкретны, связаны с ценностями, нормативами и образцами поведения определенных социальных общностей. Есть офицерская честь, мужская честь, профессиональная честь – и у каждой профессия своя. Нет чести вообще, всегда есть какая-то конкретная честь. Конкретно-общая.

Честь и стыд при этом испытываются перед кем-то, а перед кем-то и нет. Дворянская честь – это нравственное поведение с дворянами и перед ними, но не перед смердами. Изнасиловать холопку – не стыдно, соблазнение же дворянки недопустимо – чревато утратой чести. То же касается и рыцарской чести, и профессиональной. Всякая честь кастова. В советской действительности – тотально самозванческом и кастовом обществе – это приняло причудливые формы, когда продавщица и таксист не считают покупателей и пассажиров за людей, но с большим пиететом продавцы торгуют друг с другом, таксисты возят сменщиков, врачи лечат друг друга. И так все слои, все категории: от профессиональных до национальных и возрастных.

Этот феномен корпоративности чести и стыда точно квалифицировал в свое время А. Шопенгауэр на примере «половой чести»[13]. Так, «партийный дух» женщин, согласно А. Шопенгауэру, выражается в том, что женщина ждет от мужчины решительного всего – полного обеспечения всего ее существования и детей также, мужчине же от женщины нужно только одно – удовлетворение страсти. Это, так сказать, корпоративная женская мораль. Из нее следует кодекс чести: общее мнение, что девушка не отдается ни одному мужчине – в этом случае говорят о девичьей чести, либо, что женщина отдается только тому, кто связан с нею узами брака, гарантирующего удовлетворение «женского интереса». Либо все, либо ничего – на этом основано женское благополучие. Поэтому любая, нарушившая этот простой и ясный кодекс чести, эту честь теряет, обесчещивается. В глазах отнюдь не мужчин, а в глазах других женщин – как предательница общих (и каждой) интересов.

Мужская честь – отражение женской. Она связана с заботой о «неделимости ласки». И направлена она преимущественно на «соперников», неверную же ждет «отлучение», разрыв фундаментальных договорных отношений и гарантий.

В этом плане и девичья честь, и женская и мужская – не что иное, как честь мундира. Главное – не запятнать этот мундир – оболочку некоего man.

Кастовость, корпоративность чести отнюдь не устраняет возможность бесчестья и бесстыдства перед «своими», но только не по отношению к своим, к своему кругу.

«Отдать честь»: чины, награда и свобода

Честь не принадлежит личности, ее всегда «отдают» – как отдают ее младшие офицеры специальным жестом при встрече с офицерами старшими по званию – отдают тому, кому она фактически принадлежит – некоей общности, man. Поэтому честолюбие сродни самозванству.

Нормальный человек, нравственная личность способна принимать честь, которую ею отдают другие, но лишь как данность, как погоду, как внешние условия бытия, от человека самого не зависящие. Но как только он начинает любить честь – он начинает любить man – обман и морок самозванства.