Феноменология зла и метафизика свободы

Поэтому хороший тренер всегда чувствует, когда спортсмену или команде нужен хотя бы малый, но успех, чтобы не потерять веру в собственные силы и обрести новые. И тренер может и даже обязан «планировать успехи» – пусть даже в соревнованиях с заведомо слабейшими соперниками. Аналогично поступают и руководители творческих коллективов, не упускающие возможности малейших творческих побед и признания своих питомцев. Умелые руководители и воспитатели придают большое значение таким «малым успехам» своих подчиненных и воспитанников. Внимательные родители сознательно организуют «малые успехи» ребенка, направляя его духовное возмужание, его работу души. Дело не в похвале, захваливании или постоянном умилении, а в обеспечении «поля» самопреодоления, самоопределения и самосовершенствования и своевременном признании результатов продвижения на этом пути.

Правда, в этом случае социальное признание и одобрение являются лишь средством закрепления усилий самой личности в процессе ее самореализации и самоутверждения. Каких бы признанных успехов ни достиг человек, та часть его личности, которая образует «человека без свойств», «четвертого», – возникает вновь и вновь, только уже на новом уровне. Так или иначе, но в успехе-самопреодолении и самосовершенствовании еще в большей степени, чем в признании «значимыми другими», проявляется роль самой личности, ее самооценок в самоутверждении, ее большая «отстегнутость» от внешнего признания.

Кстати, это обстоятельство достаточно типично для феномена мастера. Любую деятельность любой человек в состоянии освоить за 3–4 года. Становясь мастером, он попадает в довольно-таки парадоксальное состояние сознания. Он начинает понимать, что, в принципе, если бы все остальные сполна делали все, что им «положено», то общество и окружение вполне могло бы обойтись и без него. Из этого может делаться несколько практических выводов. Можно запить – что, кстати, свойственно мастерам. Можно уйти в другую сферу, начать осваивать новое дело. Я знаю одного профессора, который трижды радикально менял сферу деятельности – экономическая география, внешкольное образование взрослых, управление культурно-просветительной деятельностью – каждый раз по своей воле и объясняя перемены тем, что в предыдущей деятельности им сделано все и больше там делать нечего. Чаще же всего мастера начинают долгое и бесконечное восхождение самосовершенствования, ориентируясь на оценки в лучшем случае таких же мастеров, чаще же – на самих себя и свои представления о совершенстве.

В анализе факторов и механизмов самоутверждения мы все ближе подходим к точке «вышелушивания» зерна самозванства. До сих пор, оно как бы «вдруг врывалось» в крайних проявлениях мотивации. Его психологический анализ напоминал поединок спортсмена с собственной тенью. Причем тень эта могла менять свои размеры в зависимости от точки зрения, освещения проблемы, двоиться, троиться, а то и исчезать. Теперь же, похоже, анализ дошел до того уровня мотивации, когда взгляду предстает главное, «голая правда» – может, и не очень красивая, зато очевидная.

Призвание и самозванство: границы добра и зла

Что, спрашивается, заставляет человека искать, находить и решать все новые и новые проблемы? Что движет им на пути самоутверждения и на что направлен этот путь? Что, например, заставляло М. Булгакова годами работать над рукописью романа «Мастер и Маргарита», переделывать и совершенствовать его, зная, что при его жизни роман не будет опубликован? Что вообще заставляет автора писать «в стол»? Ведь не случайно такое место в смысловой ткани того же булгаковского романа занимает ставшая крылатой фраза «рукописи не горят» – и это при отличном знании любого автора, что горят и еще как горят.

Что заставляло главного героя великого романа Ч. Амирэджиби «Дата Туташхиа» вновь и вновь искать пути «делать добро», несмотря на неудачи, катастрофы и трагедии, к которым эти пути вели в итоге? Что двигало М. В. Ломоносовым, заявившим в ответ на попытки отставить его от Академии, что «невозможно Ломоносова отставить от Академии, скорее Академию можно отставить от Ломоносова»? Что двигало М. Лютером, когда в ответ на отлучение его от римской католической церкви, он не только публично сжег папскую буллу об этом отлучении, но и отлучил от лона христианской религиозной общины самого папу Льва X и его кардиналов? Что заставило его, стоя на рейхстаге в Вормсе перед судом императора Карла V в ответ на требование об отречении произнести ставшие историческими слова: «На том стою и не могу иначе»? Что это? Непомерная гордыня? Великое самомнение вроде утверждения Людовика XIV, что «государство – это я»? Все, что известно об упоминавшихся людях, их высокая духовность, личная скромность говорят, что речь идет о чем-то ином.