ФЭНТЕЗИ-2004

Она ушла в своем любимом платье серебристо-голубого бархата, длинном, почти до пят, с сильным декольте. В такой одежде она не могла уйти далеко, если кто-то не ждал ее возле замка. Я сел в кресло перед холодным камином. Пятнистый болиголов есть в лаборатории магистра, но вход туда закрыт заговором, который не знаю даже я — его наследник. В городе, думаю, яд можно достать. Братство алхимиков предоставит любое снадобье не спрашивая для чего. Так что это не вопрос. С кем она ушла? Почему хотела убить? Наш ребенок должен был стать главой ордена магов после меня. Если, конечно, родился бы здоровым. Все предпосылки к этому есть — мы с Вероникой хоть и родня, но не настолько близкая, чтобы это отразилось на детях. Определенный риск, конечно, существует, но раз капитул, несколько поколений назад отменивший экзогамию, решил пренебречь им, то спорить не о чем.

Любила она меня? Хотелось верить, что любила. Так что произошло? Как она решилась покинуть орден? В братстве строителей, кузнецов или поэтов отступничество карается изгнанием и забвением. У нас отщепенец обречен на смерть. Много лет тому назад сын магистра — мой двоюродный брат и ровесник, преступил закон ордена. Это угрожало магистру лишением сана. Он сам настиг отступника и покарал. Его дочь умерла родами год спустя, оставив ему внучку — Веронику. Теперь исполнить долг перед орденом предстояло мне.

Я нашел магистра в лаборатории. Засучив по локоть рукава рубашки свободного кроя, он препарировал какое-то животное. Последнее время он пытался получить химический аналог мускусных желез.

— Мне понадобится ваша помощь, — сказал я.

— Слушаю, мой мальчик, — магистр отложил инструменты и стал смывать кровь с ладоней.

Руки у него были худые, но крепкие, как высохшие корни. Старческие пятна покрывали тыльную сторону кистей, возле локтевого сгиба багровела потомственная гемангиома в форме кленового листа.

— Я хотел бы взглянуть в «Память рода».

Он долго молчал, тщательно вытирая руки о тряпицу, висевшую на плече.

— Всего лишь за последний месяц и только в «память» Вероники, добавил я, видя его сомнения.

— Что ж, думаю в данном случае это — меньшее из зол, — наконец сказал он сухо.

«Память рода» — потускневшее зеркало с кое-где отслоившейся амальгамой, хранило сведения о жизни всех наших предков от рождения до смерти. Несанкционированные исследования «Памяти» приравнивались к отступничеству.

— Я подготовлю все и позову тебя. Но ты можешь увидеть вещи, которые тебе не понравятся.

— Пусть так, но это единственная возможность понять, что произошло.

В ожидании я поднялся на главную башню. Зубцы, обрамлявшие донжон потрескались, отпавшие куски камня перекатывались под ногами. Ветер трепал разлохмаченное по краям знамя ордена. Его опускали только в отсутствие магистра, чего не случалось уже много лет. Город внизу шумел, торговал, любил, обманывал, строил, рожал детей. Еще несколько поколений назад наш орден стоял во главе городского совета. Узнав о решении капитула отменить запрет на брак между кровными родственниками, горожане отвернулись от нас. Братство врачевателей предупредило о серьезных последствия такого шага, но кто они такие, чтобы учить орден, владеющий тайными знаниями. Нежелание делиться своими тайнами в конце концов сгубило нас: участились рождения мертвых или нежизнеспособных младенцев; гемофилия и наследственные болезни, усиливавшиеся от поколения к поколению, выкосили наши ряды. Вероника последняя женщина, способная выносить плод, я — последний мужчина, способный зачать жизнь.

На зубец вспорхнул старый ворон. Он был взъерошенный и явно ошалевший от воздействия непонятной силы, заставившей его приблизиться к человеку. Я шагнул к нему.

— Марк, — каркнул ворон, нескладно разевая клюв, — я не желаю тратить здоровье на нелепые восхождения по лестницам. Будь любезен спуститься. Все готово.

Магистр отпустил птицу. Теряя перья в суматошных взмахах, ворон сорвался с башни и затерялся в городских кварталах. Я в последний раз окинул взглядом окрестности. Лес, подступивший к городским стенам, прорезали несколько дорог и бесчисленное множество тропинок. Вряд ли ты осталась в городе, Вероника. Где я настигну тебя: на дороге среди повозок с товарами, в толпе странников, в придорожной таверне, или на тропе под желтыми и багряными листьями увядающих деревьев? Надеюсь, ты согласишься вернуться.

— Если хочешь — принеси себе кресло. Мне это уже не под силу, сварливо сообщил магистр.

— Я постою, — сказал я, опираясь на единственное кресло, стоявшее перед зеркалом.

В маленькой комнате без окон больше ничего не было. Светильник, укрепленный на стене, чадил и потрескивал.

— Я выбрал самое необходимое. Время, проведенное вами вместе, я опустил, за исключением вчерашней ночи.

— Ну и как, интересно было? — не удержался я.

— Меня давно не привлекают любовные игры, если ты это имеешь в виду, холодно сказал магистр, — вряд ли я увидел бы что-то новое.

— Прошу прощения.

— Думай, что говоришь.