Увы, ценность эту оно сохраняло недолго — лишь до мига, когда тонкая стрела, рассерженно шипя, не собьет наземь начавшего было привставать возницу. Потом бритвенно-острый клинок вспорет мешковину, и зерно желтым ручейком потечет на тракт — и ни одна из кружащих в небе птиц не соблазнится им. Птицы не хуже людей знают, сколь смертоносны эльфийские яды.
Обозы гибли один за другим — и день и ночь рыскавшие вдоль тракта кавалерийские «летучие отряды» ничего не могли поделать. Проклятые эльфы, как оказалось, и по пеплу умели ходить, словно по прежним зеленым дубравам, — быстрее ветра и не потревожив при этом ни единой пылинки.
Тогда на помощь вновь пришла магия — и тут-то великий коннетабль с превеликим неудовольствием обнаружил, что создать и метнуть во врага сотню огненных шаров, оказывается, бывает куда проще и отнимает у мага куда меньше сил, чем сотворение из песка мало-мальски сносной пайки для десятерых. А если маг при этом еще и ошибется, путаясь в слогах непривычного заклинания…
С порталами же, сквозь которые обозные телеги могли бы прибывать прямиком в лагерь Наккавея, дело обстояло еще хуже.
Армия шла — а полагающийся ей суточный паек с каждым шагом становился все меньше.
Но армия шла — в глубь эльфийских лесов.
— Довольно!
Молодой человек медленно стянул свой черный берет и принялся обмахиваться им на манер веера.
— Дальнейшее уж точно ведомо всем. Про то, как корпус дошел до Лунной Гавани, про битву в ночи, про то, что из тридцати семи тысяч назад вернулось лишь шестнадцать человек, да и тех пришлось выкупать из гномьих шахт. Про то, как…
В этот миг старик почувствовал, как что-то холодное скользит вдоль его ладони… обвивается вокруг запястья… Скосив глаза вниз, он увидел белую цепочку, тянущуюся от ножки стола к его руке…
— «Филин»! — взвыл бродяга, словно угодивший в капкан волк. Вскочил, дернул что было силы — но столы в «Трех черепушках» были большие и тяжелые. — Слухач проклятый… ну, дай только до твоей глотки дотянуться!
От вопля толку было больше — сразу пятеро завсегдатаев трактира направились к столику, причем в здоровенных лапах крайнего правого уже посвистывала, уверенно рассекая воздух, увесистая ясеневая дубинка.
Дубинки у паренька не было. У него было кое-что получше, и именно это самое «получше» он и пытался развернуть печаткой наружу.
— Королевская Воля!
При этих словах пятеро драчунов-добровольцев дружно подались назад… затем еще дальше… растворились в толпе соратников и прихлебателей. Наполнявшая же «Три черепушки» толпа рассеялась с удивительной скоростью.
— И что теперь? — безнадежно осведомился бродяга.
Молодой тайный стражник еще раз внимательно оглядел трактир.
— Думаю, — медленно сказал он, — этот вопрос ты задаешь не по адресу. Тебе стоило бы задать его эльфам, которые упорно отказываются садиться за стол переговоров, пока мы не доставим тебя. Знаешь, Зигги, ведь твои приятели-эльфы до сих пор помнят о тебе — не знаю уж, чем ты на самом деле так им насолил…
Лес. Залитая солнцем поляна.
Щурясь от яркого света, старик медленно растирал запястья. Его везли в кандалах недолго, и потому толком впечататься в кожу проклятые железяки не успели. Гнали… хорошо так гнали, лошадей не жалея… могли бы хоть чуть, самую малость, самую распослеподнюю капелюшечку чуть меньше торопиться, тоскливо подумал бродяга.
Сколько же лет он жил в страхе перед этой минутой? Полжизни? Больше…
Зигольд Вранек, мошенник, вор, лжесвидетель и святотатец, долго же ты шел на эту поляну. Ох и долго. Почитай, с того самого дня, как, растянувшись на черепице и холодея от одной лишь мысли о случайном шорохе, вслушивался в ленивый диалог двух тайных стражников, наряженных для засады в мансарду Марыши-Чернушки. Счастье, что решил он устроить сюрприз, явившись к девке не по лестнице, а на манер Зимнего Деда — из окна. Счастье вдвойне, что стражники оказались нерадивыми и, отведав Марышкиного дзябского — а может, и не только его, — стали столь же несдержанны в речах, как и он в тот злополучный час, когда пообещал клятой девке эльфийскую обновку.
Тогда, на крыше, он узнал, что отныне покоя ему не будет. Потому как Тайная Стража — как и ее собратья в иных Королевствах — прочла послание Лесного Народа едва ли не прежде своих монархов, но в отличие от королевских особ не прерываясь на приступы гнева и очень, очень внимательно. Он узнал, что выдачу мошенника, обманувшего их принца, эльфы называют непременным условием для начала переговоров. Еще он узнал, что эльфийская куртка стала для него проклятьем и спасеньем — стоит снять ее дольше чем на час, и королевские колдуны укажут своим псам дорогу, с которой те уже не сойдут…
Он узнал, что за голову его назначена награда, за которую любой из его тогдашних «друзей» — да что лукавить, и он сам — отдал бы хоть эльфам, хоть оркам на мясо не то что родную мать, но и свою левую руку в придачу.
И он понял — уже тогда, — что когда-нибудь этот бег закончится… лесной поляной.