Фэнтези-2005. выпуск 2

— Хайнрих! — топнула ногой статс-дама, и из лунной пучины возник темный силуэт.

Кем он был, этот Хайнрих? Милика не знала, но он жил давно — теперь это имя произносят иначе.

— Милика Линденвальде!

Ее зовут? Графиня Шерце?!

Статс-дама улыбалась. Милика видела ее улыбку в первый раз.

— Сейчас ты умрешь! — Ноздри графини раздувались, в уголках губ пузырилась слюна. — Ты, выскочка, запятнавшая дом Ротбартов! Ты отобрала счастье у достойных, ты принесла беду, и ты умрешь! Но сначала увидишь, как издыхает твое отродье… И твой муж-отступник! Их не будет даже в аду, графиня Линденвальде. Слышишь, ты, даже в аду! Я хочу, чтоб ты это знала… Знала, что это из-за тебя, ты…

Резкий короткий свист, кликуша, шатаясь, хватается за горло.

— Она знает, — бормочет Клаус фон Цигенгоф.

Графиня вырывает кинжал, из рассеченной шеи вырывается алая струя, заливая руки святой Анны и ветки бересклета. Оттилия фон Шерце, опрокидывая вазу, валится к ногам святого Иосифа.

— Она больше никого не позовет, — Клаус держит за кончик и рукоять второй кинжал, — и ничего не увидит, забери ее сатана! Я всегда любил метать ножи… А сейчас поговорим по душам с гостями.

Он не промахнулся — кинжал вошел по самую рукоять в шею того, кого звали Хайнрих. Вспыхнул и замерцал бледный лунный огонь, жалко звякнула об пол отвалившаяся рукоять. Зверь потянулся и зевнул, сверкнув белоснежными клыками.

2

Нагеля пришлось бросить: конь не мог вскарабкаться по каменистой тропинке, да и говорить с волками легче пешему. Если, конечно, с волками можно разговаривать. Руди поднял голову — церковь нависала прямо над ним, стройный темный силуэт на фоне предутренних звезд, над крестом дрожит голубая звезда… Летом все бы уже закончилось, но ноябрь подыгрывает ночи.

Из-под сапога сорвался камень — ничего страшного. Он не сломал шею в Люстигеберге, не сломает и тут. Волки выли совсем рядом, в их голосах слышались ярость и неудовлетворение — значит, он успел. Родственнички заняты добычей, но сейчас его увидят, и все решится.

Поймут ли они, кто пришел? Мать говорит, за пределами Вольфзее в них не остается ничего человеческого. Если так, ему конец. Ему, Милике, Мики и Миттельрайху, по крайней мере, Миттельрайху Ротбартов. Но мать лжет. Он знал ее тридцать два года и многому научился. В том числе не верить шепоту и крику.

Рудольф Ротбарт перебрался через острое каменное ребро, спрыгнул на тропинку и вынул кинжал. Дальше он пойдет открыто, все равно церковь окружена, и в ней всего одна дверь.

Что-то шептали сухие листья, хрустели и осыпались мелкие камешки. Ветер дул в лицо, будь Руди волком, он бы чуял запах сородичей, но Рыжий Дьявол все еще был человеком, хоть и пришел к волкам и понял, когда его заметили. Больше ждать было нечего.

— Волки Небельринга! — крикнул Рудольф, поднимаясь на вершину холма. — Я хочу говорить с вами!

Поняли. Повернулись к новому гостю. Лунный свет делал рыжие шкуры седыми, в глазах плескался холод. «Хвала луне, я родила настоящего волка», — сказала мать. Настоящего ли?

— Я — Рудольф, сын Марии-Августы и императора Михаэля, последний сын. Я пришел за своей невесткой и ее сыном. Если они мертвы, я убью себя, а вместе с собой и вас. Если живы, я их заберу. У вас есть выбор: умереть сейчас или отдать мне тех, кто мне нужен. Решайте.

Он подбросил и поймал кинжал, ухватив клинком лунное пламя, нарочито громко засмеялся, тряхнул волосами и пошел вперед, на живую, глядящую сотнями глаз стену.

Завтра, через год, через десять, двадцать, пятьдесят лет он станет одним из них, но сейчас не Небельринг властен над ним, а он над Небельрингом. Он не волк, он — Рыжий Дьявол, и он добьется своего или умрет.

Рудольф Ротбарт шел сквозь воющее море, и оно расступалось пред ним, как расступились иные волны пред народом Моисеевым.

Заложники и данники древней клятвы, которых никто не спросил, которым никто не оставил выбора. Такие разные в жизни и смерти, в посмертии они стали одинаковыми. Ночь и волчьи шкуры стерли различия.

Красные шкуры, черные пасти, желтые глаза… Кто из них при жизни был кем? Кого любил, с кем сражался, о ком мечтал? Кто взял Альтерфее? Кто разбил Филиппа Лоасского, отбросил варваров Геримунтаса, выстроил собор святого Михаила? Кто заставил папу смириться и признать Миттельрайх неприкосновенным? Кто разбил в Витте сиреневые сады?

Шаг за шагом через прошлое Миттельрайха, на губах — ухмылка, в руках — фамильный клинок. «Никогда не оглядывайся», — говорил Годфрид Ротбарт, Готфрид-Кремень. Здесь ли он? Здесь ли неистовая Кунигунда, перчатка которой стала причиной войны? А ее внук Иоганн, эту войну погасивший? Где его тезка Рудольф, давший приют печатнику Августу Платкхарду, полководец Отто, весельчак Губерт, покончивший с собой из-за несчастной любви принц Герхард?

Вольфганг продал не только себя, но и весь свой род… Понимал ли он сам, на что идет? Чего хотел? Защитить свою землю, создать великую державу или ему была нужна власть? Просто власть ради власти? И что теперь делать ему, идущему сквозь свое будущее?